Анатолий Аврутин. В МИГ РОКОВОЙ…

***

Всё подряд – и хвори, и усталость,
И к погосту странный интерес…
Не беда, что прошлое промчалось,
А беда, что нового в обрез.
Что всё реже слышу сквозь метели
Эту песню робкую твою.
Не беда, что гнезда опустели,
А беда, что новых не совью.
Что среди уныния и гула
Измельчали мысли и дела.
Не беда, что руку протянула,
А беда, что после –убрала…
Что легко вошла, как бритва в масло,
В душу– облетающая медь.
Не беда, что тлевшее погасло,
А беда, что нечему гореть.

***
…Наш примус всё чадил устало,
Скрипели ставни… Сыпал снег.
Мне мама Пушкина читала,
Твердя: «Хороший человек!»
Забившись в уголок дивана,
Я слушал — кроха в два вершка,–
Про царство славного Салтана
И Золотого Петушка…
В ногах скрутилось одеяло,
Часы с кукушкой били шесть.
Мне мама Пушкина читала —
Тогда не так хотелось есть.
Забыв, что поздно и беззвёздно,
Что сказка — это не всерьез,
Мы знали — папа будет поздно,
Но он нам Пушкина принес.
И унывать нам не пристало
Из-за того, что суп не густ.
Мне мама Пушкина читала —
Я помню новой книжки хруст…
Давно мой папа на погосте,
Я ж повторяю на бегу
Строку из «Каменного гостя»
Да из «Онегина» строку.
Дряхлеет мама… Знаю, знаю —
Ей слышать годы не велят.
Но я ей Пушкина читаю
И вижу — золотится взгляд…

***
В струенье жизни быстротечном
Слышнее грома – только тишь.
Вовек не станет слово вечным,
Когда о вечном говоришь.
Но если, предваряя звуки,
Вдруг захлебнешься тишиной,
Немым предвестником разлуки
Простор увидится сквозной.
И так – от выдоха до вдоха,
От первых дней до серых плит…
И кем ты стал – решит эпоха,
А вечность – кем не стал решит…

***
«Эрос, филия, сторге, агапэ, латрейа…» –
греческие слова, обозначающие
различные оттенки любви

Языки мелеют, словно реки,
Но теченью лет – не прекословь…
Много знают чувственные греки
Слов, обозначающих любовь.

Научились жить раскрепощенно
И, расцветив жизненную нить,
О любви светло и утонченно,
О любви – с любовью говорить…

А наш круг житейский, словно дантов –
Как ни хлещут чувства через край,
Но по-русски нету вариантов,
И любовь любовью называй.

Но зато, скажу без укоризны,
В русском слове, что не превозмочь,
Много есть названий для Отчизны –
Родина, Отечество и проч.

Есть названье громкое – Держава,
Ну а в нем сплелись и «кровь» и «кров».
Многогранна воинская слава,
А любовь?.. Она и есть любовь.

И большой любовью обогретый,
Я другого слова не терплю.
Женщину люблю… Люблю рассветы…
И ладони мамины люблю…

***
Меня чуть что лекарством пичкая,
Мелькнуло детство. Чёт– не чёт…
Какой у мамы суп с лисичками,
Какие драники печет!

Соседские заботы дачные,
А я не дачник, мне смешно…
Вновь Первомай!.. Вожди невзрачные,
Зато душевное кино!

Мы всех сильней?.. Я лучше с книгою,
Я нынче Блоком поглощен.
Но как красиво Брумель прыгает,
Как Власов дьявольски силен!

Куда все это вскоре денется?..
Молчанье из-под черных плит…
Но как же хочется надеяться,
Но как же Родина болит!

Болит… И горлицей проворною
Мелькает в дымке заревой,
Где столько лет над речкой Черною
Не тает дым пороховой.

МОЛИТВА

Любимой

Я такой же, Господи, среди всех…
Помоги мне, Господи, хоть и грех!
Помоги мне, Господи, согрешить,
Помоги по-божески не прожить.
Чтобы стали други ко мне глухи,
Чтобы после прокляли за грехи…
Но пока, о Господи, но пока
Доведи, о Господи, до греха.
Чтобы жгли в аду меня злым огнем,
Но потом, о Господи, но потом…

***
Она всего лишь руку убрала,
Когда он невзначай ее коснулся.
Он пересел за краешек стола…
Налил фужер… Печально улыбнулся.

Она в ответ не выдала ничуть,
Что прикасанье обожгло ей кожу.
Сказала тихо: «Поздно… Как-нибудь
Увидимся… Я вас не потревожу…»

И поднялась… Напрасных мыслей рой
Пульсировал артериею сонной.
Ушел он… С обожженною душой…
Ушла она… С рукою обожженной…

***
Черта… Забвения печать
В просторе пегом…
Исчезнуть?.. Просто снегом стать?..
Я стану снегом!

Чтоб вьюга закружила всласть
Под ветер грубый.
Хочу снежинкою упасть
Тебе на губы.

Чтобы, хмелея без вина,
Не сняв косынку,
Ты удивилась – солона
Одна снежинка…

То просто вымолив себе
Твою простуду,
Я буду таять на губе,
Я таять буду…

***
Когда отзовется холодным и сумрачным вечером
Всё то, что осталось
на донышке стылой души,
Вдруг вспомнишь внезапно,
что в общем-то вспомнить и нечего—
Исписаны перья да сломаны карандаши.

И сколько сквозь полночь
в кромешную даль ни поглядывай,
И сколько на полке средь старых блокнотов ни шарь,
Припомнится только
оконце под пленочкой матовой,
Да радужный полдень, где с неба течет киноварь…

А так – ничего…
Хорошо хоть, что узкая стёжечка
Могла, но не стала
коварной дорожкой кривой…
И юная мама всё кормит сыночка из ложечки,
А папа смеется, чтоб кануть в дали заревой…

Что было, то сплыло…
Все дали слезой затуманены.
Скатилась слезинка… Размыла на справке печать…
Остались строка…
Переулочек…
Драники мамины…
Ладони любимой… И что-то, о чем не сказать…

***
Свеча горела…
Борис Пастернак

Дрожат небесные лучи
Меж тонких веток.
Судьбу с реальностью сличи –
И так, и этак…

Мерцает тихо вновь и вновь
Средь снегопада
Свеча-судьба, свеча-любовь,
Свеча-отрада.

И невозможно оторвать
Свой взор усталый,
Следя – струится благодать
Над снегом талым.

Всё бренно… Ниточка слаба,
Но длят мгновенья
Свеча-печаль, свеча-судьба,
Свеча-прозренье.

Куда ни глянь, чего ни тронь –
В любовном стоне
Пусть тонет женская ладонь
В мужской ладони.

И пусть не меркнут в толще лет,
Средь лжи и смрада,
Свеча-закат, свеча-рассвет,
Свеча-отрада…

***
Первое августа. Завтра Илья.
Серым дождям ни конца, ни начала.
Сохнет-не высохнет стопка белья,
Что накануне жена настирала.

Лето на позднем своем рубеже,
Сколько Илью ни зовите Илюшей…
И поселяется осень уже
Первого августа в стылую душу.

Значит, мне старые книги листать,
В небе выискивать светлые пятна.
Значит, мне с птицами вдаль улетать,
Точно не зная – вернусь ли обратно?..

Опубликовано в Огни Кузбасса №3, 2018