Алла Горбунова. СЕМЬ ЭДЕЛЬВЕЙСОВ ДЛЯ МОЕГО ЖЕНИХА

БАБКИ-ОДНОДНЕВКИ

Девушка сидела, задумавшись, на автобусной остановке. Подошла бабка и с места в карьер накинулась на девушку: «А ну-ка, молодёжь, уступите мне место, я старая». «Пожалуйста-пожалуйста», – вышла из своих мыслей девушка и охотно уступила место бабке. Бабка села, но не унималась: «Какая молодёжь наглая пошла – видят, что пожилой человек идёт и продолжают сидеть!» К разговору подключились соседние бабки, которые уже сидели на остановке рядом с девушкой, когда подошла эта, новая. «Это уровень культуры теперь такой, теперь все такие!» – кричали бабки. «Что значит “теперь”? Культура – она и есть культура, либо она есть, либо нет», – ругалась новая бабка.
Девушка стояла рядом, мечтательно улыбаясь, как будто это всё относилось не к ней. Ей было много тысяч лет, она помнила Египет, Месопотамию, помнила, как первые невежественные, дикие народы заселили эти земли. «Вот ругаются бабки-однодневки, – думала девушка, – а ещё вчера они были детьми, а я была такая же, как и сейчас – древняя и вечно юная. Восемьдесят лет назад я качала их на руках, как когда-то качала их матерей, а теперь они старухи и ругают меня. Всё идёт своим чередом. Завтра этих бабок уже не будет, а вот та девочка в коляске будет такой же бабкой и так же будет ругать молодёжь. Эх, люди-люди!» Подошёл автобус. Девушка предупредительно пропустила всех бабок вперёд, проследила, чтобы они сели, а потом заняла оставшееся свободным место и молодыми, сияющими, влюблёнными в мир глазами уставилась в окно.

БЫТОВАЯ ОСОБЕННОСТЬ

Выйдя замуж и переехав к мужу, Инна Леопольдовна узнала, что у мужа её есть одна особенность: вначале ей показалось, что он никогда не кладёт вещи на свои места, а рассовывает их по квартире самым хаотичным и причудливым образом. Потом она поняла, что нельзя даже сказать, чтобы он их рассовывал: они сами оказывались в совершенно невообразимых местах, куда ни Инна Леопольдовна, ни её муж никогда их не клали, и вот тут различие между Инной Леопольдовной и её мужем заключалось в том, что Инна Леопольдовна впадала от этого всего в совершенную растерянность, а муж эти вещи неизменно находил при помощи своей удивительной интуиции. Он ходил по квартире, будто принюхиваясь или играя в “холодно-горячо”, словно какой-то невидимый компас вёл его, и он обнаруживал велосипедный насос в холодильнике, книгу, которую Инна Леопольдовна оставила на тумбочке, в пенале для круп, упаковку таблеток – в углу шкафчика для обуви, зимнюю шапку – в шкафу для посуды, а пакет с удобрениями – в стиральной машине. – Как они туда попадают? – вопрошала Инна Леопольдовна. У мужа не было ответа. – Как ты их находишь? – поражалась бедная женщина. – Просто знаю, – пожимал плечами муж, – думаю о какой-то вещи – и начинаю чувствовать, где она может быть. В принципе, никакой необходимости соблюдать порядок и класть вещи на свои места для него не было – обладая такой поразительной интуицией, он мог найти их где угодно, поэтому не считал необходимым приписывать им какие-то раз и навсегда отведённые места. Вещи знали это и свободно перемещались по квартире, как им свойственно, когда их никто не контролирует и они определяют ход своего движения сами. Одна и та же вещь сегодня была на подоконнике, завтра за шкафом, послезавтра под кроватью. В их движении не было никаких ограничений, никакой логики. Но муж Инны Леопольдовны всегда знал, где они, он существовал в симбиозе с вещами. – Вечно ты ничего не можешь найти, – недовольно ворчал он на Инну Леопольдовну, доставая её дамскую сумочку из духовки.

ЖЕНА-НОСОРОГ

Продавали навязчивости, а люди приходили и покупали. Иван Кузьмич тоже пришёл, и он других не хуже, и ему навязчивость нужна. С навязчивостью человек как? – пристроен. Без навязчивости торчит как пень в огороде и дела себе найти не может. Навязчивость завести – как козу купить: вроде и тяжело, зато как попустишься – вот тебе и счастье. – Возьми про пидоров, – посоветовали ему. – Это как – про пидоров? – испугался Иван Кузьмич. – Ну типа ты сам не знаешь, пидор ты или нет. – Вот уж нет, страшно слишком! – Тогда возьми про маньяков. – Да я бы что-то оригинальное хотел, не как у всех. У меня все знакомые уже эту навязчивость взяли, звонят и спрашивают: Ваня, как ты думаешь, я не маньяк? Я хочу такую навязчивость, которой ни у кого нет! – Ну возьми тогда жену-носорога. – А это что за хрень? – Крутая дизайнерская навязчивость, возьми – не пожалеешь. Ну взял Иван Кузьмич, и стало ему казаться, что у жены рог на лбу растёт. Не может прямо отделаться от этого ощущения, присматривается ко лбу жены, чёлку раздвигает, когда она спит – пальцами лоб щупает: нет ли припухлости? И страшно ему так, что прям ужас. Жену замучил вопросами: Надя, у тебя рог растёт? Скажи мне честно – растёт? Правда не растёт? А вдруг все-таки растёт? Исхудал, извёлся весь, сутками в интернете читает: “что делать если у жены растёт рог”, “рог на лбу у человека”, “как понять растёт рог или нет”, “рог на лбу лечение”. А потом отпустило. Рог и рог, – стал думать, – какая разница. Вздохнул с облегчением. Почувствовал лёгкость, крылья за плечами. – Вот оно счастье, – подумал, – хорошая была навязчивость, мощная, нестандартная, надо ещё этой же фирмы что-нибудь взять. Тут и жена вошла. На лбу её определённо рос довольно-таки заметный рог, теперь уже не оставалось никаких сомнений, но Ивана Кузьмича это совершенно не беспокоило.

СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК

Один мой друг стал совсем, как зомби. Он перестал чем-либо интересоваться, почти не разговаривал и превратился в живой автомат. Внимательно глядя на моего друга истинным зрением, я увидела, что он – не совсем он, что его личность загнана куда-то внутрь, и теперь в нём живёт серый человек без головы, и делает его таким, как зомби. Это серое безголовое существо подчиняется колдуну, наложившему заклятие. Головы у этого существа нет именно потому, что тот, на кого наложено это заклятие, не может больше ни мыслить, ни быть личностью. Суть этого серого человека – в том, чтобы подчиняться колдуну и одновременно принимать на себя всё плохое. До вчерашнего дня я не знала, как снять заклятие с друга, но вчера волей судеб я оказалась на выставке «Золото инков» в Этнографическом музее и увидела там древний музыкальный инструмент. На нём был изображён человек и отделившееся от него серое существо без головы, в которое летели дротики. Я сразу узнала это серое существо – именно оно жило в моём друге. Я поняла, что на музыкальном инструменте изображена сцена изгнания этого существа, избавления от заклятия. Именно от игры на этом древнем музыкальном инструменте серый человек покидает носителя, для этого он и создан. Я привела своего друга в музей перед самым закрытием, сделала нас невидимыми для охраны, взяла из-под стекла этот инструмент и начала играть на нём. Как только инструмент издал первый звук, мой друг оживился, на лице его появилась улыбка, и я увидела, что серый человек без головы покидает его. Так я избавила друга от серого безголового человека и разгадала загадку инков.

СЕМЬ ЭДЕЛЬВЕЙСОВ ДЛЯ МОЕГО ЖЕНИХА
(шаманское путешествие)

Священник приехал провести службу в горной часовне. Косули ревели в лесах, гадюки переползали дорогу, каменные бабы в колючей траве издавали звуки, похожие на горловое пение. Двое любовников заблудились в дикой смородине, а молодой браконьер в ковбойской шляпе выкапывал золотой корень. Я собирала эдельвейсы в долине для моего жениха, и, собрав седьмой цветок, упала в обморок и очнулась в железном замке Эрлик-хана. Там собралась неплохая компания: чёрные шаманы, что сгорели на прОклятой горе (было и такое), пожилые деревенские тётки, агроном и ветеринар, Клара и Тамара, шаманящие по ночам, молодой шаман, недавно вернувшийся из тюрьмы, и даже тот самый, сильный шаман из деревни Белый-Ануй, и ещё несколько ребят, не имеющих никакого отношения к шаманизму: рыжеволосый парень с винтовкой, который долго боялся гор после Чечни, московская девушка Эмма, странный парень, смуглый, похожий на цыгана или разбойника, ничего о себе не рассказывающий и отвечающий на вопросы так противоречиво, что все заподозрили, что он лжёт. Были и другие, незнакомые мне люди. После окончания службы появился и священник. Мы сидели за столом в расселине, всё было железное, наши лица теряли форму, кровь текла по столу, витали тени и поднимали с нами кубки, полные кровавого железа. Бегали ящерицы, поднимались подземные воды, что-то раздирало наши тела, разбивало атомы, шипело, скрежетало. Вошли медведь и росомаха. Прямо из замка я видела горы и долины, и то, как вода разливается по полям золотого корня, и как всадники сделали привал. Мы изрядно напились, с нами был Эрлик, с длинными чёрными волосами, похожий на death-металлиста. Он закладывал усы за уши и цитировал Ницше. Называл себя нигилистом, был одет в семь медвежьих шкур с мечом из зелёного железа. Тускло светило солнце нижнего мира. Эрлик сказал: «Я люблю чёрный цвет, потому что я люблю горе и грязь. Это цвет горя и грязи. Цвет Космоса и земли». И когда он сказал это, я словно утонула в горе и грязи, растворилась в космосе и земле, и я вышла плакать на берег реки Тойбодым, и видела дьутпа. И Адам Эрлик учил нас проникать в другие миры и водил нас на болото дышать бензином, а потом к озеру самоубийц. Адам Эрлик рассказал, что именно он вдохнул в людей душу. В чашке его когда-то расцвёл цветок – цветок творца. Он создал горы, диких зверей и гадов, он создал несчастья, болезни, медведя, барсука, крота, верблюда, корову. Когда человек умирает, его душа возвращается к нему, своему творцу. Он провёл нас в чертоги, увитые ручьём, и в осыпи. Он проводил нас до чёрного пня, до котла с кипящей водой, и мы вышли из-под земли.
Мы больше не были людьми, мы были цветами в ослепительной луговой альпийской горечи. Эмма стала кровохлёбкой, рыжеволосый парень – пижмой, я – горным васильком. Была осень, и я увидела, что могу убивать глазами. А потом мы стали птицами, потом – дождём в горящем саду, молниеносным лучом, речным туманом, черникой. И священник сказал: «Должно быть, мы умерли, и теперь мы бесыкёрмёсы, слуги Эрлика». Но я сказала: «Нет, мы живы, мы живы! Я слышу, как бьётся моё сердце». После – мы стали музыкой. Я была звуком окарины, свистульки, на которой играли дети в деревне. Мы были оружием: луками, стрелами, ножами, копьями, мы были новейшим оружием: лазерными излучателями, рельсотронами, магнитными ускорителями, межконтинентальными баллистическими ракетами, нас звали «Сотка», «Воевода», «Тополь», «Рубеж», «Сармат». Мы были беспилотниками, перемещающимися со скоростью большей, чем скорость звука, мы уничтожили мир, уничтожили человечество, и там, в бесконечном пространстве, где мы неслись, я вспомнила, кто мы: тридцать восемь атомов антивещества, пойманные некогда в ловушку Пеннинга, мы летели обратно в свой антимир, в обратное пространство-время, и вот уже звёзды – не звёзды, а антизвёзды, и я увидела, как между ними кружатся эдельвейсы, те семь эдельвейсов, что я собирала некогда для моего жениха…

Опубликовано в Графит №17

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Горбунова Алла

Родилась в 1985 году в Ленинграде. Автор пяти книг стихов, вышедших в России, и одной, вышедшей в Италии, а также книги прозы «Вещи и ущи» (2017) и двух книг прозы, вышедших в Болгарии и Италии. Лауреат премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2005), лауреат премии Андрея Белого в номинации «поэзия» (2019). Стихи и проза переводились на многие языки. Живёт в Москве и Санкт-Петербурге.

Регистрация
Сбросить пароль