Алла Докучаева. НА ТЕПЛОХОДЕ МУЗЫКА ИГРАЛА… Продолжение

Детективная история

(Продолжение, начало в № 4)

* * *

Утро обрадовало: капитан во время ночной вахты больше чем наполовину сократил отставание, а значит, экскурсия в Елабугу все-таки будет почти в назначенный час. После завтрака на палубе появился Кузовлев, почтительно поздоровался со своими вчерашними «осведомительницами» и поднялся наверх к рулевой рубке. Ратникова прокомментировала: «Забыла тебе рассказать — мы с ним так тепло после беседы расстались, что даже признался, мол, много незавершенных дел осталось, а вынужден оторваться на это ЧП».
– А как по-другому? — отозвалась Майя Борисовна. — Надо же действовать по горячим следам.
Кузовлев действительно расстроился из-за этой речной эпопеи. Он хоть и любил свою работу, старался добросовестно ее выполнять, но именно в пятницу, когда сумел чуть раньше отложить бесчисленные бумаги и поехать в сад, как обещал жене,— помочь с закручиванием банок на зиму, как раз его срочно вызвали к причалу. Да и сегодняшняя суббота с юбилеем соседа, куда были приглашены аж за месяц, так грустно не состоялась — всю зарядку у сотового раскрутил, чтобы уговорить жену пойти без него. Да еще угораздило убить именно Золотова — фигуру в бизнесе, начальство, как водится в таких ситуациях, возьмет расследование «под особый контроль».
Накануне, после разговора с ушлой «миссис Марпл», он получил кое-какой весьма неглупый материал для проверок. Со старпомом познакомился — он и вдова покойного и врозь, и совместно очень даже тянут на подозреваемых.
Хотя по своей криминальной практике Кузовлев не раз убеждался, что наиболее подходящие на роль преступников далеко не всегда оказываются виновными.
Виктор Иванович Крюков, располагающий к себе мужчина в возрасте Христа, на год старше Алины Золотовой, безусловно, мог завладеть ее вниманием. Она после некоторого колебания на вопрос, куда отлучалась из каюты, не скрыла, что в капитанскую рубку, к старпому, с которым «дружит».
«Он ведет судно. Разве можно ему мешать?» — спросил. Она только плечиками пожала: «Я и не мешала. Смотрела, куда плывем, где поворачиваем. Он немного пояснял, что и как…» На вопрос, долго ли там находилась, без запинки ответила: «Почти час». Поинтересовался, встретила ли кого-нибудь на обратном пути, сказала — был тихий час, вокруг ни души. С Виктором познакомилась в марте, когда муж вел переговоры с капитаном, набирая команду. Интимные отношения, несколько помявшись, отрицать не стала, а вот старпом поначалу отнекивался.
Но смекнул, что скрывать не имеет смысла: если не Алина призналась, то кто-нибудь из команды наверняка выскажется на их счет. Другое дело, что не от него, дескать, исходит именно такой поворот отношений: человек я свободный, уж больше трех лет в разводе, а она вцепилась, как кошка, кто на моем месте был бы против. Только об осторожности и просил — Золотов ведь рядом, мне его гнев ни к чему, так она лишь смеялась: «Какой гнев? Ему давно на жену наплевать».
Слово за слово, а под конец кровь у него к щекам прихлынула: «Вы меня, что ли, подозреваете? Чтобы я на кого-то руку поднял? Да никогда! Что на Алинины прелести поддался, так это вроде не преступление…» Очень натурально возмущался.
Да только за годы службы каких только актеров ни встречал Кузовлев, лицедеи почище Табакова. Так что старпома держим пока на прицеле, точку не ставим.
Вчера, когда пассажиры ужинали, заглянул в каюту к капитану. Долгого разговора не получится — тот предупредил заранее, что с отплытия начнется его вахта. Но Кузовлев на специальные беседы особо и не полагался. Общение «между прочим» часто вылавливает драгоценные детали. Вот и пришел узнать, почему не проявилась теплоходная служба охраны. Капитан подосадовал, что как на грех утром отпустил Михаила Ильичева в соседнюю деревню — матери 80 лет исполнилось, брат за ним на моторке и прикатил. Публика на теплоходе вроде надежная, в большинстве возрастная, кто бы мог подумать, что такое несчастье приключится нежданно-негаданно. Запись об отлучке Ильичева есть в вахтенном журнале.
Утреннее посещение капитанской рубки Кузовлев решил объяснить желанием посмотреть, как управляется судно. Туктаров принял как должное, познакомил с третьим помощником — тот стоял у руля. Спросил, бывал ли Олег Викторович в Елабуге: «Может, будет время походить — город интереснейший, много старины сохранилось. Домик, где в войну жила Марина Цветаева, непременно надо посетить. Уходишь с разбитым сердцем — такой талант не сберегли». Кузовлев только руками развел: «Стыдно сказать, на реке живем, а по воде ни разу не путешествовали. Теперь вот знакомство буду иметь — исправимся».
– Милости прошу на «Чехов», место всегда найдем, — капитан разговор поддерживал, а сам со скрытой лукавинкой в своем ясном взоре посматривал: когда же дело начнешь спрашивать? Кузовлев, однако, при рулевом не хотел задавать вопросы о старпоме или любопытствовать о возможно существующих у Туктарова версиях по поводу случившегося. Золотова ведь знал, мог быть осведомлен о каких-то его проблемах, возможно, даже финансовых. Алина сразу свое участие в бизнесе мужа отвергла начисто: не посвящал, не делился.
Подробнее поговорить с капитаном удалось, когда почти вся сотня туристов вкупе со свободными членами экипажа высадились в Елабуге чуть ли не на полдня.
Насчет версий Туктаров головой покачал: «Даже предположить не могу, чтобы кто-то из тех людей, которые мне известны, был на такое злодейство способен».
– Марат Загирович, человек настолько непредсказуем, даже сам не всегда ведает, чего от себя ожидать. Поверьте мне, порой изумишься, какой респектабельный тип совершил пакость, на которую матерый уголовник и то бы не пошел,— Кузовлев не спешил заняться интересующими его личностями, опасаясь, что капитан даже вдаваться в подробности не захочет, горой встав за ближайшего своего помощника. Спросил, кто из команды или пассажиров знаком с Золотовым.
– Из команды все, мы же с ним вместе штат набирали, с каждым беседовали.
– Нет, я имею в виду тех, кто раньше его знал.
– Трудно сказать. Он ведь человек известный, кто-то мог быть с ним знакомым. Я могу назвать только Федорова Федора Федоровича. Это старейший речник, мой учитель. Может, заметили его? Он без ноги на протезе, с костылем. Всегда почти на палубе. С дочерью едет, с Лизаветой. Она лет двадцать назад у Золотова в невестах ходила, так отец настолько против был, что она даже из дома убегала, девчонка совсем, лет 19, наверное, было. Ну тогда Федорыч этого Антона чуть ли не побил… Но с тех пор столько воды утекло. Лиза давным-давно успокоилась, вышла замуж, сыну уже лет шестнадцать, поди…
Старик с таким передвижением вряд ли добрался бы без лишнего шума до каюты Золотова, а вот дочь нельзя исключить из лиц, имеющих зуб против этого субъекта. Так прикидывал свои дальнейшие действия Кузовлев, а сам плавно перешел в расспросах к членам команды. Из тех, кто мог больше рассчитывать на внимание босса, следовало назвать стоявших на более высоких ступеньках служебной лестницы, и тут старпом занимал первую строчку вместе с директором и культоргом тура Эльвирой Андреевной да еще парой помощников капитана. Для того, чтобы не выдать особый интерес к персоне Виктора Крюкова, следователь начал спрашивать об Эльвире. Узнал, что на реке она фигура известная, подрабатывает как культорганизатор. Свое дело знает, правда, грубовата и не слишком любезна. Второй и третий помощники — ребята молодые, плавают совсем ничего.
Оба после окончания речного училища, кстати, с отличным дипломом, потому и взял их на «Чехов». Старпом — высокий профессионал, это его 12-я навигация и все время с Туктаровым. Не один раз бывали погодные нештатные ситуации, всегда справлялся.
– Такой положительный, а связался с замужней особой, — реплика Кузовлева спровоцировала горячее заступничество капитана: «Он по женской части мужик скромный, не гуляка. Но не везет ему — жена попалась непутевая, хорошо хоть детей не успели завести. Ну а эта окрутила его, да и только. Одинокий, симпатичный, вот и навязалась».
– Он, выходит, слабохарактерный,— скептическая нотка следователя опять вызывала несогласие Туктарова: «Напротив, с характером парень. На своем умеет настоять. Будет не прав — признается. С ним очень просто ладить, и по жизни такой же надежный, как и в рулевой рубке».
– Вы когда за Алиной сразу в каюту вошли, ничего необычного не заметили?
Следы какие-то?
– Какие следы? Там мягкое ковровое покрытие. Окна были закрыты. Я же в акте писал. И то, что запах от курева чувствовался, хотя Золотов не курил, даже бахвалился: мол, не пью, не курю.
– Алина, может, курит?
– Возможно. Но, по-моему, нет, а выпивает точно. Под градусами ее замечал не однажды.
Дверь отворилась, стремительно вбежал высокий красивый парень. И смущенно остановился, увидев незнакомого. «Входи, Радик. Ты в город, что ли, не поехал? Это внук мой, на теплоходе практику проходит,— с явной гордостью произнес капитан. — Рулевым стоит. Со мной отказался, ты, говорит, бабай, слишком строгий. С Виктором ни одной вахты не пропускает».
– Видно, быть ему капитаном,— поддакнул Кузовлев, — эстафету вашу подхватит.
– Я бы не против, — улыбнулся капитан.
– Я тоже,— согласился парень. А Кузовлева осенило: раз он вахту несет вместе со старпомом, значит…
– Вспомни, пожалуйста, Радик, — попросил следователь. — Вчера во время тихого часа, когда к вам зашла Алина, не отлучалась ли она на какое-то время или Виктор, как его по батюшке — да, да, Иванович. Очень важно это знать. Я же следователь, мне любые детали важны.
– Я понял,— кивнул юноша. — Когда она приходит, я обычно стараюсь уйти, хотя бы минут на двадцать. А вчера… вчера они сначала посидели, потом вышли на палубу, наверное. Так тоже бывает. Виктор Иваныч мне иногда управление доверяет, если ненадолго.
– И как ты вчера? Справился? Сколько времени самостоятельно рулил?
– Минут 25, может, больше, на часы не смотрел. Потом он уже один вернулся.
– Тебя похвалил?
– Нет. Сказал, что один раз качнуло.

* * *
Старый речник Федоров, вытянув больную ногу, расположился на палубе под окошком своей каюты. Пожалуй, был единственным, кто не сходил на берег. Смотрел в большой капитанский бинокль. С него и начал разговор Кузовлев: «От былых времен остались такие окуляры? Вы, наверное, бывший мореплаватель?»
– Скорее, рекоплаватель, — приветливо показал на соседний стул. — Присаживайтесь, коли время есть со стариком покалякать.
– Не только время, но и желание. — Кузовлев представился по всей форме. — Мне капитан сказал, что вы покойного с его молодых лет знали.
– Не таких уж молодых,— усмехнулся Федоров. — Ему под сорок было, когда за дочкой моей задумал приударить. Она второкурсница в педагогическом училище, а он уж в ту пору всякую всячину сюда продавать возил — то обувь из Прибалтики вагонами, то кожанки из Турции. Торгаш, глазки бегают, наверняка поначалу где-то хапнул на «первоначальный капитал». Я таких махеров за версту чую. Когда капитаном ходил, у меня тоже один такой помощник нарисовался, чуть по миру не пустил — столько наворовал да людей наобманывал. В общем, я этого ухажера метлой выгнал. Дочь ревела — первая любовь, еле ее угомонили. И что бы она имела в своей жизни с этим типом да еще бабником в придачу? А так и семья нормальная, и внук у меня что надо. В десятый класс нынче пошел…
– Дочь, значит, быстро успокоилась? А здешняя встреча с Золотовым не растревожила старые чувства?
– По-моему, нисколько. Посмеялась, что по-прежнему он на молоденьких заглядывается. Немного они поговорили в первый день, когда увиделись. Только и всего.
– Когда стало известно, что он убит, слезу по старой памяти не пустила?..
Размышлял, что с Елизаветой Федоровной надо непременно встретиться. Возможно, былое и не всколыхнулось запоздалой ревностью, однако, не исключено, что о чем-то важном поговорили, и это полезно у нее выведать…
Первой собеседницей Кузовлева после возвращения туристов на теплоход стала, однако, Регина. Так получилось, что она, выдав все ключи, задержалась в администраторской, и Кузовлев воспользовался отсутствием людей вокруг.
– Добрый день, Регина. Вы знаете, кто я, да? Стараюсь побеседовать со всеми, кто был знаком с Золотовым и мог бы мне что-то о нем рассказать.
– Была знакома, как и многие. И что? — весьма неприветливо среагировала девушка.
– Есть свидетели ваших более близких отношений, — сразу поставил ее на место следователь.
– Свечку что ли держали? — дерзко выпалила, сверкнув своими раскосыми глазищами. — Да, были у нас отношения. Кому обязана докладывать?
– С каких пор с ним знакомы?
– С весны. Когда команду набирали, бабушка порекомендовала меня в администраторы.
– Он вам нравился?
– Это мое личное дело, — сказала, как отрезала. И поднялась уходить.
С этой особой надо держать уху востро и не давать ей чувствовать себя хозяйкой положения.
– В данном случае не только личное. Речь идет об убийстве, а потому прошу на мои вопросы отвечать по существу. Кстати, где вы находились вчера во время тихого часа?
– Сладко спала. Эльвира Андреевна может подтвердить. Она входила, я проснулась, потом опять заснула. Громкий стук в коридоре меня разбудил.
– Вы курите? — спросил, помня про запах, упомянутый в акте капитана.
– Да, балуюсь. А это вам зачем? — обнажила в нахальной улыбке ровный жемчуг зубов. — Хотите покурим? Ближе к ночи…
Наглая девица. Такая прирежет и не вздрогнет. Если следовать разумной логике, то богатенького «папика» зачем ей убивать, лучше его доить. А вот со зла, чтобы другой не достались дорогие презенты,— пожалуй, возможно…
Елизавета Федоровна встретила приветливой улыбкой: «Заходите, пожалуйста, папа сказал, что нужна информация про моего бывшего кавалера. Так я, поверите ли, с тех давних пор его если пару раз видела, и то только издали, а здесь хоть поговорили по-человечески.
– О чем, если не секрет?
– Представьте, на жизнь жаловался. С женой не сложилось, детей нет, здоровье шалит.
– Насчет бизнеса своего не упоминал?
– Упоминал. Сказал, что это единственное, где ему везет. Пока — добавил — везет. Конкуренты, мол, на пятки садятся. В подробности не входил, а я и не спрашивала, мне это совсем не любопытно.
– Как вам кажется, может он боялся кого-то?
– Мы с ним только в первый день пообщались, а дальше как-то не пришлось.
Может что-то его и растревожило, позже, но мы потом здоровались, улыбались друг другу — и на этом все. Я с папой занята, он — с девочками, — легко рассмеялась женщина, и Кузовлев распрощался в полной уверенности, что эта «зацепка» может быть вычеркнута из списка лиц, так или иначе причастных к Золотову.
Пристань Красный Ключ — стоянка короткая, а торговцев с осенними дарами полным-полно, и туристы повалили — кто за яблоками, кто за рыбкой, а уж арбузы в руках у каждого второго. Кузовлев вниз не пошел, прогулялся по пустой палубе.
На корме курили диджей и… Алина. Она, значит, курит. «Режим безопасности не нарушаете,— подошел к ним поближе.— А я как-то нарушителя в одной из нижних кают обнаружил. Через форточку, правда, курил, но на полном ходу теплохода».
– Мне даже через форточку муж покойный не разрешал,— недобро усмехнулась Алина. — В самый мороз только на балконе, какое уж в каюте. Табачного дыма не терпел. В офисе у него никто не смел сигаретку просто из пачки достать, не то что закурить.
– Между тем, в каюте у вас куревом пахло,— взглянул в сторону Алика Кузовлев.
– Мне тоже так показалось,— согласилась Алина.— К нам перед обедом Дамир Шамильевич заходил, он насквозь прокуренный, от него за версту дымом несет.
Даже когда сигареты во рту нет. Может, от него амбре и сохранилось…
Кузовлев с трудом вспомнил, что так зовут Амирова, мужчину с тростью, который когда-то работал с Золотовым — Алина его упоминала во время первой с ней встречи. С ним еще переговорить не успел, а собирался: близкое знакомство с убитым. Но коли подвернулся диджей — воспользуемся, тем более что Алина позавидовала покупателям арбузов и ушла за деньгами.
– Надеюсь, не будете возражать, если здесь поговорим, — приступил к своим вопросам Кузовлев. — Меня интересует, давно ли вы были знакомы с Золотовым.
– С прошлой навигации. Он еще тогда хотел теплоход задействовать, но что-то не срослось. Со мной побеседовал, меня ему рекомендовали как музыканта.
– И что о нем скажете?
– А что могу сказать с двух встреч — прошлогодней и нынешней? Босс как босс, деловой и жадный. Денег много не обещает. Ну я не обижаюсь, мне музыка важнее,— улыбнулся немного смущенно, чем стал симпатичен Кузовлеву.
– А Регину давно знаете?
– С нынешней навигации.
– Какие с ней отношения?
– К сожалению, почти никаких,— сказал и вздохнул, родив у следователя некое сочувствие. Парень, похоже, больше хочет казаться сверхмодным и «современным», нежели таковым на самом деле является.
– Что, Золотов помешал вам с ней поближе подружиться?
– Может и так. А скорее просто не нравлюсь. Насильно мил не будешь. А вы откуда это про меня знаете?
– Да у тебя на лице написано, — перешел на «ты» Кузовлев. — Когда с ней рядом, сразу видно, что неровно дышишь. С Золотовым не пробовал объясниться?
– Да вы что? С какой стати? Я ей не муж.
– Так и он ей не муж. Однако, говорят, клинья к ней подбивал.
– Больше она к нему, и для меня это хуже,— Алик опять вздохнул, и Кузовлеву ничего не оставалось, как его утешить: «А ты не сдавайся, авось получится».
– Спасибо,— грустно усмехнулся парень, — пробую…

* * *
Общий настрой на теплоходе потихоньку налаживался. Тревога улеглась.
И Алина как-то повеселела, снова надела длинное платье, правда, черный шарфик на шее оставила. Публика на палубе особо не плясала, хотя и тусовалась около диджея, который ставил теперь кассеты с песнями о любви или патриотическими. Но после Чистополя снова вернулось прежнее оживление. Во многом благодаря тому, что у диджея появился напарник в лице «известного барда Юлиана Максимова».
Так, по крайней мере, сообщали о нем расклеенные в людных местах объявления и радиопризывы, приглашавшие на концерт «Мелодии прошедших времен».
Владлена Васильевна и Майя Борисовна заранее заняли удобные места и с удовольствием слушали вокалиста с бархатным баритоном. Он предварил свое выступление краткой справкой: закончив музыкальное училище, пробовался даже в группе «Браво», но не был принят, поскольку диапазон голоса невелик, не подходит для концертных залов. «А для кают-компании в самый раз», — широко улыбнулся и стал неуловимо похож на певца Александра Маршала седеющими висками, стройной фигурой, общим обаянием, а больше душевным исполнением известных шлягеров. «Подпевайте, друзья»,— попросил, и все дружно подхватили:
«Любимый город может спать спокойно…» Пел он под гитару, которая висела у него через плечо на широкой ленте. В какой-то момент поблагодарил директора тура Эльвиру Андреевну, что посреди маршрута его приняла — «за каюту до Уфы», та аж зарделась от похвалы.
Концерт окончился, а Юлиан Петрович, как он себя поименовал, уходить не собирался, перезнакомился с теми, кто остался в кают-компании. Услышав, что Владлена Васильевна — историк, предложил провести вечер военной песни с ее комментарием. А к Эдику, к его несказанному удовольствию, обратился с просьбой собрать детвору на утренник «Песни Шаинского». К Лоле с компанией подошел на палубе: «Как насчет совместной песенной дискотеки?» В общем, задействовал все возрасты, и теперь целыми днями между экскурсиями шли репетиции, которые всем участникам доставляли радость от встречи с профессионалом, который мгновенно стал «своим» и для туристов, и для команды. Даже Кузовлев ходил на концерты, а иногда играл с Максимовым в шахматы. Но чаще был занят, беседуя с теми, кто попал в поле его расследований.
В тупик его поставил влюбленный в Лолу Кирилл, который под разными предлогами увиливал от разговора. То заявил, что болит горло и хочет отлежаться, то попросил отсрочку, потому что не в настроении. Кузовлев не настаивал — успеется.
Зато очень результативно поговорил с Амировым. Он три года назад служил личным водителем у Золотова. Тот ему не заплатил за последний год работы, обещая рассчитаться после. Никакие к нему обращения и напоминания не действовали. Только завтраками и кормил. Скряга редкий. «А тут такая удача привалила, — делился Дамир Шамильевич. — Я его и взял в оборот, не отставал ни на шаг. Куда он — туда и я. Жена поначалу обижалась, потом поняла, что для нас же стараюсь. Он мне даже несколько тысяч отдал, но это капля в море. Поклялся расплатиться, как вернемся. Только я не очень поверил и донимал его просто тем, что хвостом за ним ходил».
– А потом ваше терпение лопнуло, вы пришли к нему объясняться и…
– Заходил, не спорю. Но не объясняться, сто раз уж объяснились. С утра его не видел, а привык о себе напоминать. Чтоб не забывал про должок.
– А он спал, да?
– Почему спал? Это еще перед обедом было. Он пасьянс раскладывал.
– Значит, мстить вы ему не мстили?
– Вы насчет убийства удочки закидываете? Так оно мне зачем? Мне деньги вернуть надо было. Теперь они уж точно накрылись.
– Вы куряка, говорят, завзятый. А в каюте папиросный запах стоял…
– Это как? Он же близко курево не терпел. Гнал в шею, если кто даже поблизости сигаретку зажигал.
– Скажите, кто-нибудь из здешней публики мог его близко знать?
– Кто ж это ведает? Он личность на виду… Одного мне показал — учились вместе то ли в техникуме, то ли в институте. Он с этими двумя активными бабками за одним столом сидит. С женой и с мальчишкой едет.
Следующим собеседником Кузовлева стал сосед Ратниковой и Гончаровой по ресторану Степан Никифорович Гальченко, который действительно учился с Антоном Золотовым в одной группе автодорожного техникума.
– Я и сам хотел к вам подойти, может мои сведения помогли бы. А жена отговорила: «От полиции надо держаться подальше», — добродушно засмеялся и мгновенно посерьезнел, — спрашивайте, что вас интересует. Правда, за давностью лет многое забылось. Хотя два года назад мы курсом встречались, Антон тоже приходил, кое-что повспоминали. Шутки ли, сорок лет прошло. А он такой же юбочник, как в юности. Любой смазливой девчонке проходу не давал. У нас-то в техникуме женского полу раз-два и обчелся, но рядом общежитие кулинарного училища, там и пропадал. Чаще, чем на занятиях. Пятерками не мог похвастаться, больше на тройках перебивался.
Он опять рассмеялся, но тут же веселость свою погасил: «Кто мог на убийство пойти? И где! И зачем? Думаю, что он человек не вредный».
– Вы с ним тут общались?
– Чуть-чуть поначалу, а потом у него молодежный круг образовался, — снова заулыбался и продолжил,— Верите, я на выпускной вечер Нонну привел — мы уже с ней дружили тогда, так у Антона глаза загорелись, на танец ее позвал, она красавица у меня, сейчас еще хоть куда. Так я его чуть не изуродовал. Вызвал во двор и накостылял, Нонна почуяла неладное, нас развела. Может потому и не захотела, чтоб я такое вам рассказал. А чего скрывать? Молодые были, петушки глупые…
Казань ошеломила европейско-восточной роскошью зданий, переплетением древности с ультрасовременными архитектурными формами, простором украшенных рыже-зеленой листвой площадей и улиц, золотисто-белыми минаретами устремленной к небу мечети. В старинном Кремле посмотрели выставку авангардной скульптуры. Рядом целая стена увеличенных фотографий — герои минувшей войны.
С их фамилий и начала вечер военной песни Ратникова: «Сколько их, известных и безвестных, полегло в битве с фашизмом…» Тихий гитарный перебор сопровождал ее взволнованный рассказ, потом Юлиан запел про Сережку с Малой Бронной и Витьку с Моховой. «Темную ночь» сменяла «Смуглянка», все вместе спели «По долинам и по взгорьям», особенно трогательно прозвучали «Солдатский вальс» и «Где же вы теперь, друзья-однополчане». Неожиданно Федоров попросил слова и вспомнил первый день войны — он тогда был первоклассником, и про то, что шел дождик 9 мая 45-го, а у них во дворе собрались все жильцы, целовались, смеялись и плакали…
На выходе из кают-компании Кузовлев «поймал» Кирилла: «Молодой человек, не убегайте. Горло прошло? Настроение исправилось?»
– Горло прошло. Настроение прежнее: разговаривать нет охоты.
– Однако придется. Заглянем в мою каюту, чтоб никто не мешал.
Юноша попробовал взять «бразды правления» в свои руки:
– Начнем с того, что я не убивал. Между тем, не раз хотелось его изничтожить.
– Ревновали к Лоле?
– И это было, признаюсь. Но, главное, раздражало его дурацкое поведение. Молоденьким прикидывался. А это смешно и глупо. Человек в возрасте должен и вести себя солидно, уважение вызывать. Молодой душа должна быть, я так считаю.
– Чем же он так вам досаждал?
– Сленгом молодежным. «Классно», «прикид» — это разве его поколения слова?
А уж выплясывал при его-то брюшке! Умора…
– Кирилл, вы курите?
– Интересно… Вы мне в каюте курить предлагаете? Так я вообще не курю, а уж в каюте тем более. Меня батя в пятом классе так ремнем отделал, учуяв запах табака,— на всю жизнь отучил.
Кузовлев только улыбнулся. Хотя особо радоваться не приходилось. Число подозреваемых или хотя бы «прикасаемых» к преступлению таяло, и «в обойме» следователя с некоторой натяжкой задержались Алина с возлюбленным и — по причине своей озлобленности — Регина.
Ново-чебоксарский шлюз заполнил палубу любопытствующими туристами.
На самом деле интересны все эти подъемы — опускания. В Чебоксарах, подзарядив свой телефон, Кузовлев переговорил с женой, расспросил про юбилей, узнал, что дочь заняла второе место в заочной математической олимпиаде, а значит, есть шансы через год поехать в МГУ, как и мечтает по окончании одиннадцатого класса. Это известие подняло тонус, он даже догнал теплоходную экскурсию, которая «скопом и в розницу» фотографировалась возле театра, похожего скорее на элеватор, нежели на здание культурного назначения. Зато пейзаж вокруг с видом на речную ширь был достоин кисти художника. Кузовлев немного баловался рисованием, и его акварели, выполненные в саду «на пленэре», там и украшали их скромный домик.
На теплоходе поджидал следователя охранник Михаил Ильичев, расстроенный и происшествием, и своим на тот момент отсутствием. «Я, быть может, что-то в каюте углядел такого, что на след бы навело. Как-никак в МЧС больше пяти лет проработал», — раздосадовано махнул рукой, а Кузовлев похвалил подробно составленный акт капитаном, где все детали были прописаны. Это дало повод его собеседнику подтвердить реноме Туктарова: «Да, Марату Загировичу опыта не занимать. Он в чем хочешь разберется по высшему классу. Ответственность по безопасности на капитанов не просто так возложена, специальный курс прошли».
Вроде бы разговор был окончен, но Ильичев все-таки спросил: «Олег Викторович, чем вам могу быть полезен?» Тот пожал плечами: «Наблюдайте, к разговорам прислушивайтесь, вы ведь здесь свой человек, людей многих знаете».
Кузовлев без конца мысленно прокручивал те беседы, что вел с «оставшейся троицей». Как правило, он чувствовал, когда ему говорят правду, а когда стараются ее скрыть или боятся, что скажут лишнего, и прикрываются, словно коконом, ничего не значащими фразами. Таким осторожничающим показался ему старпом Крюков, и при всех его положительных качествах, характеризуемых капитаном, Кузовлев никак не мог исключить его из лиц подозрительных. Возможно, сам не убивал, но знал, кто это сделал, и опасался ненароком выдать — ту же Алину…
Однако припоминая разговоры с ней, следователь, несмотря на показавшиеся ему наигранными всхлипывания и оханья по поводу гибели мужа, почему-то никак не верил в ее вину. То, что ей эта смерть на руку, очевидно, и ее весьма ненатуральное поведение только это подтверждает. А вот Регина видится ему способной на решительный шаг, вплоть до самого крайнего. Натура страстная, привыкшая к первенству — пусть в танцах, но ведь и там нужен характер. Требуется снова их расспрашивать про тот роковой день, опять играть во «что, где, когда?».
Кузовлев в школьные годы прослыл номером один в районном КЮЗе — клубе юных знатоков, что в немалой степени поспособствовало его выбору именно юридического факультета.
Теплоход пришвартовался в Космодемьянске, где главной достопримечательностью считался музей Остапа Бендера. Этому городку даже шутливо присвоили книжное имя — Васюки, и проводили шахматные турниры с приезжими гостями.
Капитан показал фотографию, где он рядом с сатириком Аркадием Аркановым и комедийной актрисой Натальей Крачковской: «Оба уж на том свете, а на этом память осталась…» Стоянку объявили короткую — только посетить музей, и там в толпе туристов следователь заметил Регину. Поймав его взгляд, она что-то шепнула стоящему рядом Алику, и оба быстро ретировались. Кузовлев отметил, что она не впервые его избегает, даже в лице меняется. Что ж, тем более следует ее «припереть к стенке».
Он нарочно остановился напротив администраторской, пока Регина выдавала ключи, чтобы она «вычислила» их предстоящий разговор. Может, ему почудилось, что в глазах ее метнулся испуг, но она резко опустила ставню на открытую часть дежурки, которую тут иначе, чем рецепшен, не называли. Он, однако, настойчиво постучал и даже произнес: «Регина, откройте, надо поговорить». Она вышла: «Я все сказала. Что вы еще от меня хотите?» На палубе было пусто, и он показал ей на ближайший стул:
– Хочу, чтобы вы получше вспомнили каждую минуту из двух часов тихого часа. Неужели проспали все два часа?
– Почему бы и нет? — спросила каким-то более миролюбивым тоном, и он подумал, что она успокоилась, не этого вопроса ожидая. Но какого же? — Я сначала здесь была, минут двадцать, ключи по порядку развешивала, они кучей лежали.
Потом легла, заснула почти сразу. Просыпалась на минутку, когда бабушка зашла.
Задремала опять, глаза открыла, когда она вышла и за собой дверь затворила, а потом от шума в коридоре проснулась окончательно.
– Может быть, вас потом что-то насторожило? Вы же здесь не первый день, народ знаете,— ему показалось, что он затронул правильную струнку. Она отвела глаза, но ответила с прежней дерзостью: «Ну вы даете! Именно меня должно что-то насторожить… Я что, Шерлок Холмс?» — и громко захохотала, слишком громко. Он готов был поклясться, что ей было не смешно. Но почему? Неужели она? Успела быстро обернуться, лечь, закрыть глаза до прихода в каюту Эльвиры Андреевны?
– Не помните, через сколько примерно после начала тихого часа вошла ваша бабушка?
– Я прям спала и подглядывала, сколько времени на часах, — она всплеснула руками, опять выдав «на-гора» свой звонкий хохот.
Кузовлев не сдержал иронии, поблагодарив, что «столь занятая сотрудница уделила ему свое драгоценное время», и ушел к себе пережевывать это короткое рандеву, в котором нечто важное не сумел «ухватить за хвост», что явно торчал из сказанных ею слов и хитро помахивал кончиком.
Поднялся в рубку, где дежурил старпом. Тот приветливо поздоровался. Радик сразу вышел. Кузовлев поинтересовался, какая обстановка впереди. Виктор назвал Макарьевский женский монастырь, пояснил, что он действующий, что начал свою историю в 1034 году: «Внутрь не очень пускают, у них там сад отменный, захоронения исторические…» Помолчали. Потом старпом, будто решившись, чуть смущенно попросил: «Олег Викторович, не тратьте зря на меня время. Не убивал я Золотова. Ищите настоящего преступника».
– Этим только и занимаюсь, Виктор Иванович. А вы мне все-таки ответьте: не отлучались ли куда во время той своей вахты? — ему не хотелось подставлять Радика, потому не утверждал, а спрашивал, заодно проверяя собеседника «на правдивость». А тот и не отрицал: «Да, уходил. Примерно на полчаса. В свою каюту, с Алиной. Сами понимаете, зачем…»
– Понимать-то понимаю, а доказательств не имею. Никто, поди, вас не видел?
– Никто. Алиби у нас нет. Но ведь и улик нет. Одна надежда, что поверите.
Вечером Кузовлев играл в шахматы с певцом Юлианом. Был невнимателен, обидно проигрывал, потому что не удавалось отделаться от странного своего впечатления после беседы с Региной: «Если вспомнить детскую игру «холодно, тепло, горячо», когда что-то прячут, а потом ищут под эти температурные подсказки, то есть уверенность, будто в ее поведении скрыта некая недосказанность, и пока еще не горячо, но тепло определенно. Узнать бы про нее побольше. Но где?
В танцевальном коллективе, который остался в родном городе? Найти бы какихто подружек… Бабка-то вряд ли пооткровенничает, но попробовать следует…»

* * *
Следующим утром прибыли в Нижний Новгород. Владлена Васильевна с волнением ожидала встречи с бывшим Горьким — городом своей студенческой молодости. Минувшим летом плавала до Казани, а в прошлые годы обычно ждала ее у причала закадычная подружка Галка Северская. Да уж какая она теперь Галка в 72 года, но по сию пору преподает в родном пединституте, куда обе когда-то поступили, приехав из Владимира. Нынче в марте Галина Евгеньевна умудрилась поскользнуться и сломать ногу со смещением, со сложной операцией, и теперь Владлене предстояло навестить ее в Канавине, где она живет рядом со знаменитой ярмаркой. Стоянка — пять часов, и надо успеть в довольно далекий от речного вокзала район. Вышли вместе с Майей Борисовной, она намеревалась посетить художественный музей, чтобы «живьем» увидеть разрекламированную Владленой «Русскую Венеру» Васнецова. Рыжеволосая мадонна с рубенсовскими телесами так натурально парилась в бане, что капельки воды на ее коже блестели как настоящие…
Только ступили на тротуар, как их окликнул Туктаров. Он садился в машину и спросил, не по пути ли им. Ратниковой повезло, а Майя Борисовна решила прогуляться пешком.
Капитана встречал однокашник по водному институту, где оба учились заочно. Теперь Туктаров командует теплоходом, а друг его Илья Лазаревич заведует кафедрой, доктор наук. Разговорились, и, как бывает иногда по присказке «Мир тесен», оказалось, что он прекрасно знает Владимира Дмитриевича Северского, Галкиного мужа — физика, с которым заседают в одном ученом совете. Тут уж Владлена не удержалась и рассказала, как она их и поженила. Они с подругой снимали комнатку и ездили в институт на трамвае, там Галина и углядела высоколобого очкарика, который тоже ежедневно пользовался этим транспортом.
Поскольку безответная любовь разгоралась, не находя выхода, Галка страдала, писала стихи и утешалась взглядами, что изредка кидал в их сторону Он. Решительная Владлена, которая с первого курса дружила с Виктором Ратниковым, старшекурсником химфака, попросила его проехаться с ними в трамвае и во что бы то ни стало заговорить с очкариком. Виктор послушно это проделал, передав через него на билет кондуктору, а потом сойдя на той же остановке, что и он, недалеко от университета. Ребята познакомились, и дальше было делом техники организовать совместную вылазку на природу.
В прошлом году вместе с дочерью Владлена Васильевна ездила к ним на золотую свадьбу. А со своим Виктором она прожила 20 счастливых лет и осталась с двумя не очень еще взрослыми детьми — второкурсником и восьмиклассницей — после гибели мужа в авиакатастрофе. Была еще молодой, получала предложения руки и сердца, но так и не смогла предать те чувства, что связали двоих в единое целое и не расторглись даже смертью…
Друзьям, конечно же, не хватило двух часов, но пора было возвращаться, и Владимир Дмитриевич, что прибежал с работы, поехал Владлену провожать на метро.
Они едва не опоздали к отплытию: на улице, что вела к пристани, проход закрыли из-за ремонта дороги — город готовился к следующему лету, к чемпионату мира по футболу. С реки был виден грандиозный стадион, что строился к этому событию. Побольше бы международных соревнований и форумов: их ожидание облагораживало облик российских городов, теплоходные экскурсии это наглядно демонстрировали.
Вечером на палубе зажигала публику песенная дискотека, как ее обозначил Юлиан Максимов. Лола блистала солисткой в центре пляшущей массовки, а под сладкие призывы певца «Не уходи, еще не спето столько песен» ее нежно прижимал к себе Кирилл, отводя затуманенный взор от сердитых глаз Лилии Ильиничны.
А Регина на дискотеку не пришла, и администраторская была закрыта. Кузовлев прогулялся мимо окон каюты Эльвиры Андреевны — свет не горел, а сама директор круиза сидела рядом с диджеем Аликом, который в танцах не участвовал — без Регины вроде и веселиться ни к чему.
Не увидев ее утром, Кузовлев обеспокоился, не сбежала ли во время стоянки в Нижнем. Когда теплоход шлюзовался вблизи Чкаловска, Регина вместе со всеми отправилась в музей легендарного летчика. Вездесущая Владлена Васильевна поведала Кузовлеву байку, которую еще в юности слышала от хозяйки квартиры, где они с подругой снимали крошечную комнатушку. Она работала машинисткой в редакции областной газеты, куда в былые годы заходил Валерий Павлович.
Рассказала студенткам, что молодой, симпатичный и прославленный, он нравился женщинам, нашлись такие и в редакции. После нашумевшего перелета через Северный полюс в Америку журналисты решили отметить его возвращение праздничным вечером. И он довольно посмеивался, когда прилюдно проявились две его пассии, нарядившиеся в одинаковые «американские» платья.
Кузовлев не выпускал из поля зрения Регину, она это чувствовала, отворачивалась, а потом увела словно пришитого к ней диджея в последние ряды набившихся в небольшое помещение экскурсантов. На выходе следователь огорошил ее прямым вопросом: «Вы почему меня боитесь? Что-то скрываете?»
– Вот еще! — хмыкнула она не слишком уверенно, но следом произнесла тем же, что и во всех с ним разговорах, нахальным тоном: «Вы просто мне противны как мужчина…»
– Положим, вы меня как женщина тоже не слишком привлекаете,— спокойно парировал на ее явно защитную реакцию после неудобного вопроса.— А интересуете исключительно как лицо, причастное к преступлению.
– С какой стати вы меня обвиняете? — спросила без прежнего апломба.
– Речь пока идет лишь о том, что вы достаточно близко знали убитого и, возможно, могли бы пролить свет на случившееся. Если бы захотели…
– Ничего я не знаю! Оставьте меня в покое, — произнесла это как-то устало и добавила: — Хотя вы не из таких. Прицепились, теперь не отстанете.
– В этом вы правы. Так что подумайте, может лучше быть откровенной, нежели терпеть пристальное внимание.
…Мимо проплывали живописные берега, бело-голубые церкви, по радио рассказывали о пристанях Пучеж и Сокольское, о музее в Юрьевце. В Плесе чуть тронутые золотом осени левитановские ландшафты отодвинули прочь житейские хлопоты, тревожные мысли — Кузовлев на несколько часов будто перестал быть следователем, вдыхая вольный воздух заповедной российской природы. Аккуратные домики белели островками среди густоты деревьев, взбираясь в гору с названием Соборная. Лесная чащоба в долине реки Шохонки таинственной темнотой вплеталась в сияние солнечного дня. Набережная привлекала ровными рядами зданий с колоннами и памятными досками, перечислявшими историко-архитектурные зарубки сохранившейся здесь старины.
Кузовлев прогуливался в одиночестве, пока рядом не затормозила машина.
С переднего сиденья ему махала рукой Гончарова. Вторую дверцу открыла Ратникова, и он оказался в женской компании. За рулем восседала бывшая ученица Майи Борисовны, вдвое превосходившая ее богатырскими размерами, директор здешней школы Ия Макаровна, фамилию он не разобрал. Рядом с Владленой Васильевной уютно устроилась милая улыбчивая Людмила, которую представила «шоферша» как лучшую свою подругу и «лучшего в Плесе и во всей Российской Федерации экскурсовода». И это было недалеко от истины, потому как ее рассказ о 607-летней истории здешнего поселения был насыщен любопытными фактами, а не изобиловал цифирью разных дат, которыми так утомляют слушателей многие гиды. Если честно, то Кузовлев мог себе признаться, что, кроме пребывания тут Левитана, о Плесе ничего и не слышал. С изумлением узнал, что геологические разрезы здешних оврагов дают возможность перенестись в очень далекое прошлое планеты, в них обнаружены останки первых животных на земле, которым около 400 миллионов лет.
Впервые прозвучало для него имя основателя города-крепости князя Василия, сына Дмитрия Донского. Если более точно, то этот военный оплот возник еще в первой половине XII века, но был до основания разрушен войском Мамая, а потому отсчет ведется с возрождения Плеса, как части единой оборонительной системы Московского государства.
Музей Левитана выглядел по-домашнему скромно. Наиболее эмоциональным памятником великому художнику показался Кузовлеву чуть ли не единственный в своем роде Музей пейзажа. Глаза разбежались от картин тех мастеров, что вдохновенно работали здесь во времена Левитана и с ним дружили, а также современных пейзажистов.
Машина въехала в лесную зону. Поднялись на взгорье, где над рекой фигура Художника с мольбертом смотрелась живым напоминанием о высококультурном прошлом, которое имеет богатое творческое продолжение в виде музыкальных и кинотеатральных фестивалей, выставок современной живописи, симфонических концертов. Напоследок Людмила привела в концертный зал, оформленный в стиле «дачной архитектуры», где выступали Спиваков и Гергиев, Хворостовский и братья Абдразаковы. Полные впечатлений вернулись на теплоход, путь которого лежал в конечный пункт круиза Ярославль.
Кузовлев томился в тупиковой застойности проанализированных версий.
Интуитивно вертелся мыслью вокруг Регины, но и тут не видел ни малейших сдвигов в ее раскрутке. Она определенно пряталась от него, то при толпящихся туристах занятая в администраторской, то запершись в каюте и не реагируя на стук в дверь. Тут ведь повесткой к себе не вызовешь. Да и что спросить? Опять задать те же вопросы и услышать те же ответы?
Ярославль дал неожиданный толчок его наблюдениям. После экскурсии по городу и посещения удивительного по своеобразию музея часов он оторвался от туристской группы, собравшейся посетить очередной храм, и пересек просторную площадь, попав на прелестную пешеходную улочку. Рестораны и кафе, торговые «купеческие» лавки и новенькие магазинчики притулились по обеим сторонам, открыв засаженный цветами и деревьями центральный газон и узкие тротуарчики вокруг. Он медленно шел, разглядывая витрины, и застыл на месте, увидев прямо перед собой чучело громадного медведя, а на скамейке под ним уткнувшуюся бабушке в плечо рыдающую Регину. Эльвира Андреевна гладила ее по голове и что-то шептала. Незамеченный, он шагнул вперед и остановился за ближайшим деревом, пытаясь хоть что-то услышать. Доносились только всхлипывания, потом сквозь них прорвался возглас Регины: «Нет, нет, ни за что!
Не хочу, не надо…» Что шептала Эльвира в ответ, было непонятно. Постояв еще пару минут, он отправился дальше, почти уверенный в том, что речь шла о причастности к убийству Золотова. Что же она не хотела сделать? Признаться? Или о чем-то свидетельствовать?
Погрузившись в свои размышления, опомнился, когда его окликнул Юлиан Максимов. Пригласил посидеть в кафе, попробовать местное мороженое. Мягкие диваны около круглых столиков, откуда-то льющаяся тихая мелодия располагали к отдыху, словно призывая расслабиться и забыться. Но Кузовлеву это не удавалось…

(Окончание следует)

Опубликовано в Бельские просторы №5, 2019