Алина Гребешкова. МАМОНТ

Рассказ

– Как найти тебя в инсте?
– Никак, я там не сижу.
– А ВК?
– Аналогично.
– Да ладно?! Ты вообще нигде не сидишь? Или просто со скрытой.
– Вообще, нигде и никак.
– Да ладно! Дауншифтер, что ли?
– Нет, не хочу тратить драгоценное время.
– Вот ты мамонт!

Надрывно орут дети, а соседи громко, перекрикивая телевизор, что-то доказывают на повышенных децибелах. Ведь можно же убавить ящик, нажать на кнопку – и вуаля, а можно и заткнуться, чтобы не растить психопатов и неврастеников. Маша стучит в стенку: «Вы там заткнетесь уже? Два часа ночи. Людям на работу». Телевизор замолкает, а с ним и голоса.

Маша просыпается, умывается, заваривает кофе и читает новостные дайджесты:
В Госдуме прокомментировали заявление Трампа о санкциях,
В Уфе найден скелет человека,
Биологи раскрыли секрет неуязвимости раковых метастаз,
В России разрабатывают ракету «Рокот-2» с новой системой управления.
– Уж лучше видео с котиками, с ними приятнее просыпаться и даже лучше, чем с мужчинами. Да, Феликс? У меня еще десять минут, давай смотреть на твоих сородичей.

Маша хочет, чтобы ее тело после смерти кремировали. Вот часто спрашивают у детей, есть ли у них мечта. Кто-то мечтает стать космонавтом, кто-то иметь много денег, десятилетние дети мечтают «быть Дудем» и бьюти-блогерами. А Маша мечтает о кремации и думает внести такую графу в свое завещание.
Но новостной дайджест говорит обратное:
Крематорий в Уфе появится тогда, когда его построят в Казани,
Ирек Ялалов: Крематория в Уфе в ближайшие годы не будет,
Правоохранительные органы выступили против строительства крематория в башкирской столице.
«Вот что за город, а?! Здесь никогда не построят даже крематорий. Сжечь и прах развеять над тёплым морем, что может быть прекраснее, – думает Маша. – Или закопать урну с прахом в саду, где весной все цветет и пахнет. Чтобы не было причитаний и слез, чтобы родственники не лили ведра воды: «А на кого ты нас покинула? Такая молодая, такая юная. Господи, зачем ты забираешь своих детей?». Маша любит планировать, чтобы обуздать течение жизни. И планирование своих похорон – не упадничество и депрессия, а стремление победить страх старости и смерти.
Маша для себя решила не верить мужчинам, да и вокруг примеров хватало. Вот недавно подруга жаловалась на очередного ухажера.
– Не везет мне, Маш, ну что я делаю не так? Помнишь Дениса, который нас после бара подвозил?
– Смутно, вы что расстались?
– Да, вчера написала ему, что он козел.
– Неожиданно. У него оказались семья и несколько детей?
– Нет, все проще. Началось все с аккаунта в «Инстаграме», говорит, завел по работе, а сам просиживал там каждую свободную минуту: «Ну, моя, мне нужно развиваться; ну, моя, клиентов новых искать; ну, малыш, потерпи чуть-чуть, это же для нас». А потом смотрю, фотки незнакомой бабы листает, с таким видом серьезным, как будто на совещании в Госдуме. Я в экран уткнулась, а он заметил это и спрятал телефон. И такой, знаешь, когда человек спалился, быстро-быстро начал разговор врубать: «Видела, Гусев какую тачку купил? Говорит – в кредит, ага, в кредит, кто ему даст, он же в долгах, родители ему купили. А ливень какой сегодня был. Может, фильм посмотрим». Тут у меня, конечно, вскипело, делать из меня дуру! Изучила весь его «Инстаграм», аж вспотела. Это две тысячи с лишним человек, на минуточку, – Инга выпаливает эту тираду и замолкает, изучает длинные разноцветные ногти и допивает бокал вина. – Маша, все мужики одинаковые, это я тебе точно говорю, они сыплются на одном и том же, мол, я же самец, я полигамный, а ты самка, сиди дома и не вякай.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, не нужно складывать яйца в одну корзину. Листает и лайкает, и что? Он же тебе не изменял?
– Ты дальше слушай. У меня на расследование ушло несколько дней. А еще съехаться предлагал, кобель. Короче, я плакала и торжествовала. Шерлок и Пуаро позавидовали бы моей проницательности. У нее на аватарке был котик и ник Koshe4ka97. Думаю, ну точно нет – моему-то тридцать один. А сердце подсказывало: «Она, она». На свежатину мужика потянуло. Открываю ее страничку, и что я вижу? Ой, да ничего себе! Денис ей пишет: «А кто у нас такая кошечка, а как стать твоим котиком?» И куча подобной чуши, мне он так никогда не писал, ты представляешь, столько лайков не ставил, а мы, между прочим, три месяца встречались.
Маша прыскает от смеха, Инга пристально смотрит на нее.
– Ты ржешь, что ли?
– Нет, подавилась немножко.
Перед лицом Маши встает образ Аполлона: краснощёкий, рано лысеющий, похожий на огромного пупса, он говорил без умолку. За десять лет дружбы с Ингой Маша привыкла к экзотическому вкусу подруги: с дредами, рыжие, маленькие, высокие, юристы, журналисты, курносые, с большими членами и никакие – это уже со слов Инги. Девушка перестала их запоминать, истории были все с одинаковой развязкой: «Машуля, меня бросил очередной кобель, я разочарована, давай выпьем».
– И знаешь что? Она ему в ответ шлет поцелуйчики и сердечки. Нет, если тебе не нравится, ты скажи, не трать мое время. Короче, я ему скрины скинула и написала, чтобы он шел лесом, а котов лучше кастрировать, чтобы не ссали где попало. Давай еще бутылочку возьмем, что-то я расстроилась, пока рассказывала.
– Время-то уже первый час, куда мы сейчас пойдем? Будешь коньяк? Мне тут на работе подарили перед днем рождения, вроде хороший, дагестанский.
– Не откажусь. Залью души своей пожар.
– Ой-ой, ты поосторожнее, а то с утра не встанешь. Он в итоге с ней переспал?
– Кто? Денис?
– Джаред Лето, ты про кого рассказывала?
– Нет, она из Ижевска.
– Получается, он тебе не изменял, а флиртовал?
– Он мне в голове изменил, понимаешь? В голове! Это важнее, чем физиология.
– Может, ему твоего внимания не хватало, мало ли… Вы бы поговорили хоть.
– Ты на чьей стороне, я не поняла?!
Вопрос снят. Виноват мужЫк.

– Как я попала в ВК? даже не помню, это было 11 лет назад. Друзья рассказывали, что там классно: можно фотки выкладывать, сообщения писать друг другу, как «аська», только круче. Ну, я попробовала, и мне понравилось. Первые фотографии снимались на телефон в 0,3 пикселя, потом цифровик у меня появился. Первые фотки я удалила через год, чтобы не позориться.

– Мой кореш такой грит, ты чо, братан, там же девкам писать можно, не тупи. На фоточку глянул, оценил и окучивай.

– У меня дети постоянно торчали «ВКонтакте», не вылезая. Я тоже завела страничку. Первым делом добавила сына, чтобы следить, что он там делает, какие у него друзья. Но если выбирать, «Одноклассники» мне нравятся больше, там все понятно, я там на самом деле нашла почти весь свой класс, спустя столько лет начали опять общаться.

– Пристрастие к социальным сетям имеет не только психологический характер. Оно проявляется и на уровне физиологии благодаря двум веществам, которые производит мозг: дофамину и окситоцину. Это гормоны удовольствия и объятий, таким образом, социальные сети вызывают множество приятных эмоций и ощущений. Но в то же время эти гормоны провоцируют возникновение зависимости.

– Инста? Да, я подписан на классных чуваков, они путешествуют по всему миру, тоже так хочу: вкусная еда, море, куча подписчиков, потом монетизируешь – вот тебе и пассивный доход. Не-е-е, сам пока никуда не поеду, родители не отпустят, я же в девятом классе. Сейчас свой завел, «Романтика уфимских дворов» называется, кручу-верчу, но пока тяжело идет. У нас хэштег #эстикаебеней, если что. Рекламу особо не подключишь, там своеобразная целевая аудитория, но надо опыта набирать, да и тема мне близкая, люблю «заброшки» всякие.

– Интернеты ваши вредят, весь мозг уже проели. Что я там потеряла? В наше время на улице гуляли и письма писали друг другу. А теперь? Экстремисты и наркоманы там, я по телевизору видела, все оттуда, телеграмм-инстаграм. Точно так: экстремисты и наркоманы.

– Социальные сети на то и социальные, чтобы помогать людям общаться. Вот уехал у меня друг в Питер, а я знаю, что с ним происходит, куда он ходит, что читает, могу позвонить ему и общаться на расстоянии бесплатно, увидеть его, как будто и нет никаких двух тысяч с лишним километров.

– На уроке биологичка заставляет сдавать телефоны, кладет их в одну коробку и убирает в ящик: «На перемене говорит, заберёте, а то отвлекаетесь и списываете». Но она не знала, что Колян принес два телефона, один, конечно, сдал, а на другой снял, как она орет. Конечно, сам довел, она так-то спокойная тетка, потом на ютуб выложил. Пятьсот просмотров собрал, потом позвонили его родакам из школы, видео пришлось пацану удалить, а от Интернета его отлучили на два месяца.

– Лучше с правой стороны, я так стройнее.
– А можно я с твоим букетом сфоткаюсь?
– Ну, Маша, улыбнись. Смотри, какие мы все девчули. Чуть-чуть губки и ножку в сторону. Отлично!
– Тебе какой фильтр больше нравится?
Маша празднует день рождения с подругами в баре, ее цветочный букет премещается по рукам – сами подарили и сами пользуются. Пока девочки фотографируются в разных позах и ипостасях, она копается в «Цезаре»: «Двадцать восемь лет – хороший возраст. Самый распрекрасный. Вот в двадцать мозгов вообще нет. А все вокруг говорят: «Дети, муж, дети, муж». Мама звонила, пожелала обзавестись семьёй, папа туда же, сестры, подруги, одноклассники. Всем хотят выдать меня замуж. А зачем? Вот Инге изменяет каждый ее мужик, хотя она блондинка, крашеная, конечно, но с накачанной попой, и работа у нее нормальная – в пресс-службе нефтяной компании. Почему она там себе парня не ищет, не понятно. Машинку недавно купила – «хендай солярис», зарплата восемьдесят тысяч, не моя двадцатка. Или вот Марта – ездит по всей стране на чемпионаты по бодибилдингу, в зале по пятнадцать часов, кто туда только не приходит, точно не за книгами из школьного списка «Прочитать за каникулы». Вот Ленка – молодец, пять лет назад вышла замуж, уже родила двух детишек».
Замуж Маше хотелось, но не сильно. С молодым человеком расстались год назад, а потом мужчины появлялись, даже часто, дарили цветы, звали в кино и ресторан. Пару минут диалога, и ей становилось ясно – не ее пассажир. «Вот провыбираешься», – говорила мама.
«Ну и ладно, – думала Маша. – Двадцать восемь – хороший возраст, самый цвет».

Иногда Маша грустила. Особенно осенью, зимой и ранней весной. Когда было холодно, лил ливень и просто так, потому что душа требовала праздника. Иногда спасали армянский коньячок или бутылка красного вина. Затем были утреннее похмелье и сосущая укоряющая пустота. Вопрос «Зачем?» и утверждение, что больше никогда. Даже по праздникам, даже с подругами.
Приступы совести и головная боль после дня рождения не дают работать. Маша садится на подоконник и смотрит на город. Вот дорогу перебегает старушка – постоянная посетительница библиотеки, скользит по весеннему льду и практически падает, но нет: через пару минут вновь будет ворчать, что роман не интересный, Пауло соблазнил и бросил, а Вероника должна умереть. Кот охотится на воробья. Маша переживает за птичку и сквозь пластик окна пытается предупредить ее. Но голос ее застревает в каморке архива, а охотник дальше идет на добычу. Внезапно воробей взмывает под крышу, а дальше девушке не видно. Маша надеется, что коту не повезло, и не ошибается – дворовый кошара уходит ни с чем.
«Господи, зачем так пить? Да, день рождения, но зачем?» Звонит телефон, Инга как ни в чем не бывало, будто это не она поливала коньяк шампанским, орет в трубку: «Привет, старушка, ты жива? Опустим блаблабла, я нашла тебе мужика, благодари, хвали, целуй ножки».
«С чего она решила, что мне нужен ухажёр? Вот зачем? Ипотеку мою платить? Гвоздь прибить и сама могу. Занятие сексом? Слишком дорогая расплата за последующее сомнительное удовольствие в виде готовки борщей, стирки носков и восхваления прынца. Всё сама, могу, практикую». Но произносит:
– Ага, и с чего такая щедрость?
– Он тебе понравится, сто пудов, – не унимается Инга – Я бы себе забрала, да вроде как с козлом своим помирилась. Он удалил страничку в инсте. Мы поговорили, ты была права, нам просто нужно было поговорить, он сказал, что с его странички братишка переписывался, тот подтвердил. Мутная история, но выбирать пока не приходится, как говорится, на безрыбье…
– И рак – рыба. Как зовут хоть?
– Андрей Кольцов. Ох, окольцует тебя, Машка, к гадалке не ходи. – Инга радуется своей шутке и заливисто смеется.
– Откуда ты его взяла и с чего решила, что нам нужно познакомиться? У меня после вчерашнего голова вообще не варит, мне бы твой позитивный настрой.
– Выпей минералочки – что, в первый раз что ли? Вот был бы у тебя аккаунт, я бы тебе ссылочку на него скинула. А так слушай. Светловолосый, метр восемьдесят, красавец-атлет. Риэлтор. Раньше работал журналистом, мы с ним пересекались пару раз по этому поводу, а так в социальных сетях только общаемся, я с ним не гуляла, но он адекватный, это точно. Деньги, работа, умные паблики, фоток с бабами на стене и в сохраненных нет. Немного занудный, как раз для тебя. В общем, он написал и попросил познакомить.
– Слушай, ну это фигня какая-то. Сводничество натуральное. Покажи фотографию тогда, может¸ он страшный!
– Не-не-не, хочешь, восстанови странички, я тебе ссылочку скину, и посмотришь.
– Вот ты овца, Инга. Ты же знаешь, что я так делать не буду, тысячу раз уже обсуждали.
– Тебя же никто не заставляет с ним встречаться. Посидим, поболтаем, вино попьем. Жду тебя в воскресение у нас часиков в восемь.
– У нас?
– А я тебе не сказала? Мы решили съехаться. Короче, у меня – у нас, ты поняла.

Каждый понедельник Маша бросает курить. Подруги советуют завести аккаунт-дневник.
– Ты чо! У меня одна знакомая так похудела, мотивация, знаешь, какая?! Напишешь постик, что бросаешь, а люди будут следить за твоим успехом, – говорит Инга.
– Застряла в своей библиотеке, я бы вообще давно бы спилась от такого уныния. Понятно, почему ты куришь, займись спортиком – вот это мотивация, – говорит Марта.
– Как ты будешь рожать, подумай, – говорит Лена.
– Куда ты постоянно бегаешь, – спрашивают папа и мама. Они не знают, что Маша курит.

Как поддержка чужих людей и спорт могут помочь избавиться от желания курить, Маша представляла с трудом. Авторитетов у нее немного, и то все мертвые: Анатолий Мариенгоф, Курт Воннегут и Маркес. Маша жалела иногда, что не родилась раньше. И видит она себя дочерью аристократов: балы, французский язык и чтение книг. Мысли конями мчатся вперёд, пальцы обжигает фильтр. Девушка трясет рыжей гривой, взбрыкивает и возвращается в реальность – в архив городской библиотеки.
Маша – хранитель и врач редких книг. Делает операции, лечит от болезней и возвращает к жизни. В золотых и деревянных переплетах, размером с половину спичечного коробка, в единичном экземпляре. Они подмигивают девушке корешками и ждут, когда она нежно, словно ребенка, возьмёт их в свои маленькие ладони и перевернет страницы, покрытые пылью веков. Так представляется Маше ее работа. Филолог, что тут ещё скажешь. Она докуривает сигарету и возвращается мысленно к разговору с Ингой: «Андрей Кольцов – что-то далекое и знакомое. Где же – где же – где же?»

У человека короткая жизнь, но длиннее, чем у многих живых организмов, наверное, поэтому он и парится – времени много. Часть жизни проходит в несознанке, когда под стол пешком бегаешь, писаешь где попало, и вокруг тебя мир носится и вращается, а ты ничего не делаешь, только козюльки ешь или ногти грызешь, и тебе говорят: ататата, ты же хорошая девочка. Опа! Хорошая девочка.
Хорошие девочки делают так, как говорят взрослые, у них чистое платьице, бантики, и они всегда улыбаются, они не разбивают вазы, не играют в футбол и не дерутся, а лучше вообще не бегают, чтобы не порвать колготки, и сидят дома, читают книжки или бисером вышивают, помогают бабушке, гуляют с собакой. Они не огорчают родителей, приносят хорошие оценки, убираются дома, такие сладкие конфетки.
В школе хороших девочек любят учителя: Маша такая хорошая девочка, всегда готова к уроку, рисует стенгазету, участвует в жизни класса, спортивных и культурных мероприятиях. Сдала ЕГЭ на пять. Все пять ЕГЭ на пять. С этой характеристикой хорошая Маша идет в университет. Все пять лет на пять. Хорошие девочки не пьют и не курят, с мальчиками не гуляют, прилежно учатся, получают стипендию, какие-то плюшки от родителей, защищают честь университета, в плохих компаниях не замечены. Так и несёт Маша на себе знамя хорошей девочки, порой до гроба.
Человек живёт дольше, чем многие существа. И так много времени тратит, чтобы казаться в глазах других хорошим, что порой заканчивается токсичными отношениями в работе или любви, его приручили, его научили, что если быть хорошим, тебя все будут любить. Только не сказали, что хороших и плохих людей не бывает, у всех есть свои заморочки, а самое страшное – прожить не свою жизнь. А время течет очень быстро. Вчера тебе десять и шестнадцать, потом двадцать пять, потом сегодня, а завтра проснешься семидесятилетней бабушкой.
Токсичные отношения нужно разрывать и не тратить на них жизнь. Найти в себе мужество и признаться, увольняться, расставаться, уезжать, не писать, не звонить, не ждать или наоборот. Радоваться, мечтать и делать и верить в себя и не бояться одиночества.

Когда Мария Кострова училась в десятом классе, их отправили на плановый медосмотр. И там, конечно, был гинеколог. Прошли всех врачей, а потом Надежда Петровна собрала свой физмат на классный час, но пригласила только девочек, мальчики ворчали, но были рады смыться с этого унылого мероприятия. Учительница долго орала, почему девочки – уже не девочки, и как так, в этот класс ведь отбирали только отличниц! Две тысячи шестой год стал для нее открытием. Надежда Петровна – закостеневший кальций Пермского периода, бивни и скелет, возмущалась до коры головного мозга, но в ответ ей было молчание. Она брызгала слюной и вопрошала к стеснительно улыбающейся публике: «А те, кто еще девочки, они что, вымерший вид? Мамонты?»
Маша не была мамонтом. Девственность она потеряла в шестнадцать. Наверное, он решил стать летчиком, потому что улетел в Питер и пропал с радаров.

В одно время Маша тусила с поэтами. Пьянки-гулянки и все дела. Но поэтов среди них было не так много, а хороших и того меньше. Маша тоже считала себя поэтом, лет до двадцати. Стишочки писала, рассказики, мечтала поехать в Липки, получить премию, не важно какую, желательно миллион рублей, чтобы сразу взять ипотеку. В алкогольном экстазе обсуждали Серебряный век, Полозкову и старперов из Союза писателей. Заводы стоят, а ты, блеат, поэт. В этой среде Маша иногда встречала принцев, но на деле они оказывались сыночками, психами или тиранами. Выбирать не приходилось. К тому времени она крепко вжилась в Уфу, но не любила ее за хабалистость, провинциальность и ориентацию на Москву – цены столичные, а лицо деревенское. Где же этот город? Он затерян между Казанью и Самарой, Оренбургом и Челябинском. Там еще Земфира и Шевчук, «Салават Юлаев» и, к сожалению, рэпер Face.

– Знаешь, Инга, бабы все-таки дуры.
Подруги сидят на кухне и пьют бутылочку красного сухого.
– Ты напилась, что ли, Машка?
– Нет. Вот ты вспомни моего Костю: да, красавчик, да, умный, но эгоист же, всё только для себя и себе. А я столько времени потратила. И зачем? Все зря-а-а-а. Нашел себе новую, даже месяца и не прошло, а как я его любила. Даже повеситься хотела. Потом прихожу к своим книгам, думаю: «Ну, кому эта чушь нужна, кроме меня. Вот кто будет с ними возиться, как с детьми малыми». А они, знаешь, встречают меня всегда, я вот честно тебе говорю, они меня встречают. Пару страниц склеишь, переплет поправишь, раствор разведешь. И всё, вроде отлегло, но не хоронить же себя там. Я ведь на время туда пришла, а уже пять лет прошло.
– Я в одном паблике прочитала, что все люди даются нам, чтобы научить. Поблагодарила за опыт и дальше пошла. Мне твой Костик сразу не понравился, ну и что? Нового найдешь. Ты же у меня красотка: волосы рыжие, глаза зеленые – ведьма-чертовка. Не грусти, я тебя прошу, а то я реветь начну, ты меня знаешь.
– Так мы же ничему и не учимся, Инга. Ладно, если бы учились. Так нет! На те же грабли, в то же место раз сто пятьсот, и стоим лыбу беззубую тянем, и рады, что мужика нашли. Главное, чтобы был, а какой – это уже не важно, все вокруг хотят, чтобы мы замуж вышли, чтобы были как все. Если девушка в двадцать пять лет не замужем, значит, она мамонт. Я когда маленькая была, думала, что тридцатилетние – старики. Время идет, мне уже двадцать восемь.
– А мне двадцать пять, и что? Еще всё впереди.
– В двадцать пять я тоже так думала, а за это время уже двое отношений развалились. Знаешь, двадцать восемь – это уже почти тридцатка, так что не выйти мне замуж. Может, меня кто-то проклял и на мне венец безбрачия? А может, по фиг? Не нужны они мне, я лучше одна буду, что хочу, то и делаю, что хочу ем, надеваю, ложусь спать, как сама захочу, и никто в ухо не жужжит: «Должна-должна-должна».
– Женщина только с виду самостоятельная, она не может без мужика. Ты представь, вот кто будет наши прихоти исполнять, как мы без них? Секс, в конце концов, для здоровья полезен, и лучше иметь постоянного партнера. У тебя как с этим? Может, поэтому такая унылая? Найди хотя бы для здоровья, и полегчает, это я тебе точно говорю, – Инга косится на кусочек шоколада. – Как ты думаешь, в нем много углеводов?
– Это же горький, какие углеводы?! Вот с чего ты решила, что женщина пропадет? Я не отказываюсь от института семьи, но не нужно становится подстилкой. Я не собираюсь больше размениваться, да и для секса хоть какая-то симпатия нужна. Вот ты говоришь прихоти, а я вижу, что ты хочешь сожрать плитку шоколада, а почему не ешь?
– Ты же знаешь, я худею.
– Инга, сколько я тебя знаю, ты всегда весила не больше полтинника. Куда тебе худеть? А не ешь ты ее, потому что твоему Денису нравятся худые доски, ты сама рассказывала, как он на отдыхе глаза ломал.
– Рассказывала, но когда об этом ты говоришь, это звучит обидно. Давай не будем переключаться на меня.
– А что меняется? Я говорю или ты? Что меняется-то? Денис стал меньше на девок пялиться от этого? Или домой раньше приходит? Вот сейчас одиннадцать. Ты знаешь, где он?
– Встреча с партнерами у него. Давай не будем эту тему развивать, мне не нравится, когда ты в душу лезешь. Сама все знаю, сама дура.
– Вот и я тебе говорю, что бабы по природе дурные. Они могут быть успешными в карьере, но жёстко тупить, когда перед ними появляется предприимчивый член, который в уши льет, ты у меня такая, ты у меня сякая. А потом хоп, и ты уже ножки раздвинула и в поросячьем экстазе позволяешь иметь себя, а потом убой. И тадам – перерождение. Круговорот мужиков в природе.
– Машка, ты перебрала, что ли? Чего завелась-то?
– Я вот, знаешь, метод проверки мужчин придумала. Надо перед ними разбивать посуду и смотреть, как реагирует. Если орать начинает, то сразу понятно, что бежать от него надо.
– Так посуды не хватит. У меня Денис вообще нервный, я когда нечаянно разбиваю, он сразу орет, что руки из того самого места. Прикол-то в чем?
– Был у меня Сашка, помнишь? Высокий такой, под два метра. Не суть. Мы с ним как-то в баню пошли, когда к родителям моим ездили. Он орать начал и руками махать. Я тебе не рассказывала. И вот он машет, а вода попадает на лампочку. Лампочка вдребезги, а осколки летят в меня.
– Ужас, ты точно не рассказывала. И что он?
– Да ничего, он на секунду замолк и дальше продолжил орать, а я сидела и не могла пошевелиться, потому что боялась, что осколок мне куда-нибудь вопьется. Вот я ревела тогда от обиды. Думала, мы никогда из этой бани не выйдем. У него глаза красные, орет не затыкается, что я эгоистка и его довела, типа сиди теперь в осколках, сама виновата. Расстались через две недели, чего ждала? Или ещё. Помнишь Эдуарда?
– Это оператор бородатый?
– Да. У нас столько страсти было и задора, что я била постоянно тарелки об стену. Он не мешал так расслабляться, но орал, что я ненормальная. Закончилось все тем, что он разбил стеклянную дверь, а ладонь пришлось зашивать, палец потом не гнулся. Но это не помешало ему сообщить о своей свадьбе через месяц после нашего расставания. Он так ни разу и не спросил, почему я их била. Просто эти тарелки остались от бывшей и бесили меня. Хотя, может, он психовал, потому что они ему нравились и напоминали о его лучших годах, кто сейчас разберёт. Нужно разговаривать и решать проблемы. А если посуда нечаянно бьётся, ничего не поделаешь, это всего лишь вещь.
– Машка, тебя послушаешь, и жить не хочется. У всех бывают неудачи, но что теперь, вешаться? Упала, встала, дальше пошла с гордо поднятой головой.
– Лучше бить посуду, чем разбивать сердца. Как раз цитата для ванильного паблика. Спешл фо ю, не благодари.
– Слушай, может, тебе на следующий др нормальный телефон подарить? Ты когда уже к цивилизации присоединишься? С такой «Нокия» у меня бабушка ходила, ну ей-богу, это не прикольно. Хочешь я тебе Кольцова покажу?
– Инга, будь подругой, отвали.
– Говори, что хочешь, но в воскресение жду.
Маша открывает вторую бутылку вина.

Хризантемы, георгины и флоксы. Осенние цветы собираются по соседям, купить их у бабушек нет денег. Длинная ночь перед Первым сентября. Мама гладит ребристую юбку, ленточки, жилетку, блузку и воротник с витиеватыми узорами. Розовые банты остались с детского сада, каждый праздник украшали стриженные коротко волосы. Маша проверяет портфель через каждые полчаса. Ластик, зелёные тетрадки в огромную линейку, пластмассовый пенал остался от старшей сестры. Спать на бигудях жёстко и практически невозможно, в голове ураган: «Что же ждёт завтра?»
Маша не помнит цвет ранца, она забыла, как долго идти до школы, когда живёшь через дорогу. Но она помнит лицо первой учительницы, она умерла от рака, когда Маша училась в седьмом.
Но сначала Маша проходит свой детский сад: «По привычке ноги несут туда, но мама держит за руку крепко и волнуется. Жилетка и юбка надеты впервые, девочке в них тесно. Покупали в начале лета, а она, похоже, выросла. У нее большие зубы, и Маша улыбается ими в холодное утро. Коричневая курточка накинута сверху, сосед с третьего этажа называл ее грибочком, когда видел в ней, но она не помнит его лица. «Теперь я уже не грибочек», – думает Маша. Уши мёрзнут, икебану из волос и бантов не греет. Возле школы уже толпа, она видит ребят, с которыми ходила в сад, и по инерции остаётся с ними, пока первая учительница не находит ее. Ей улыбается беззубый мальчик.
И вот Маша среди тех, кого привели сюда за руку. Мамы прячут за спиной друг друга слёзы. Ночью договариваюсь с боженькой, что буду учиться хорошо, и в темноте панельного дома, в маленькой комнате, ей чудится, что он её слышит. И она засыпает спокойно.

У любви и смерти одинаковый танец. Шаг вперёд, два назад. Маша всегда плохо танцевала и даже стеснялась. В начальной школе танцевали «Кубаляк» – башкирский танец бабочки. Грация и осанка, мальчики в шортиках, девочки в юбочках, чешки и белые майки. Дуновение ветра, лёгкий прыжок и… Нет, детям восемь лет, и они ржут над названием танца.
Партнёры по танцам Маше попадались всегда неудачные: либо танцор без страха и упрека, сосредоточенный на собственной невообразимости, либо медведь, от слова совсем – по ногам и бордюрам. А один был другой – детский лагерь «Орлёнок», первая любовь, белый танец, море и первый поцелуй, Маше двенадцать лет, он высокий и светловолосый из отряда постарше, она забыла его лицо, но помнит, как он обнял её, и они кружились-кружились, даже когда закончилась музыка. Он написал на бумажке свои контакты, но она потеряла её, горевала и плакала, но потом началась учеба, и было уже не до любви.
До пятнадцати лет молодёжь оттачивала мастерство в «клетке». Так назывался танцпол, потому что был огражден по периметру сеткой, а внутри кривлялись обезьяны, а за оградой целовались парочки, которые распадались, и тут же рождались дети детей. На Девятое мая Маша надела военную фуражку, ей казалось, что она выглядит старше. Но не охраннику, который не пропускал малолеток. И она завороженно смотрела на тех, кто в клетке, или она была в клетке, стремясь попасть к толпе.
Ещё в дом культуры Маша ходила, но там было не культурно. Молодёжь напивалась и блевала в деревянных сортирах. Диджей – царь и бог – западал только на смазливых, те просили ставить плаксивые песни, и рыдали все. «Наверное, это мой рай», «Робот-робот-робот, я тебя включу и полетели», «Война, бесконечная война над головой».
Во дворах не танцевали, под гитару пели. Девочки любили гитаристов. Их любили все и даже не били. «Э, слышь, знаешь, да? «Шалава-лава-лава-лава». О! Могёшь, нормальный пацан, а эту знаешь! Ну, чтоб прям от души». Там не до танцев.
Но один танцор был, а потом уехал в Питер и забыл, а Маша надела дублёнку с меховым воротником, когда он приехал на зимние каникулы домой, думала, может, вспомнит эти горячие танцы в заброшенной столовой. Но художник оказался без памяти, почти как без уха. Он говорил, что Маша танцует ему не по пути.
С другим танцором Маша, когда училась в университете, пила в клубе водку, тогда посвящали первокурсников, но пить там было нельзя, поэтому парни пронесли бутылки в штанах, заправив в ботинки, но декан кричал, что курят кальян только наркоманы, поэтому ребята пили водку под столом и не выпендривались.
Её спутники редко танцевали, а когда их не было, она танцевала одна, как могла, от души и для души. Включала «Evanescence – My Immortal», танцевала и плакала.
Ритуальные танцы дарят путь к смерти и жизни. Один шаг вперёд, два назад. Когда ты танцуешь, ты свободен. А потом приходят пьяные танцы. Это отдельный вид искусства. Там шаги считаются по-другому.

Маша считает себя феминисткой, но скрывает. Она однажды сказала об этом коллеге Азамату Флюсовичу, лысоватому мужичку из отдела национальных литератур, когда тот пытался донести до ее кабинета банку с раствором. «Все могу, умею, практикую», – сказала Маша и отобрала у него ведро. Тот охнул, ахнул и спросил:
– Ты что, кызым?! Болеешь что ли? Эй, Алла. Кто тебя надоумил? Вика из отдела современной литературы? Она, может, фифа ещё та! Ты меня слушай, Азамат Флюсовищ никому ещё плохого не желал.
И Маша слушала, что место женщины быть за мужем, так было, так есть и так будет всегда. Азамат Флюсович обещал познакомить со своим племянником, который искал правильную жену: «Ты не переживай, что русская, это ничего, никах прочитаем, так многие делают и ничего, живут».
Менять веру и родниться с коллегой Маше не хотелось, да и жить по правилам чужой культуры тоже. Она поблагодарила коллегу.
– Спасибо за помощь, но я вам не подхожу.
Азамат Флюсович пристально посмотрел сквозь толстые линзы, махнул рукой и ушел перекладывать книжки с места на место. Последние лет десять в его отдел читатели заглядывали редко, но директор библиотеки был его свояк, поэтому за место он не боялся. Высказывание Маши его оскорбило, и заточил он на неё зуб: «Ыш, вертихвостка. Малайка. Так и просидит в девках, просидит».

Когда Маша пришла на филфак, она не знала, кто такие феминистки. Так считали многие ее однокурсницы, но когда появлялся выгодный вариант, тут же покидали ряды.
Ещё на филфаке было много лесбиянок. Это Маша узнала на втором курсе. Однажды к ней подошла девушка и предложила познакомиться ближе и сходить в кино. Маша удивилась, но согласилась. А потом в темноте Алиса, так звали новую знакомую, положила свою руку на её. Маша удивилась, но не шелохнулась, а затем ощутила поцелуй на шее, а потом уже ничего не было, потому что Маша убежала. Инга ржала в голос, когда подруга рассказала о конфузе, они учились на одном факультете, но на разных потоках: «Ты чего ожидала? За Алисой полфилфака бегает, а тебя она сама выбрала, потому что ты красотка, дай поцелую».
– Пошла ты, Инга, сама знаешь куда. Я серьёзно, а ты!
– Ты как из каменного века, что ли? Мамонт! Не слышала про Алису, ладно про нее, про лесбух не слышала?
– Слышала, конечно, но чтоб вот так…
Потом ей пару раз звонила Алиса, но Маша трубку не брала, они часто пересекались на переменах, но делали вид, что не знают друг друга.
Маша считает себя феминисткой, потому что устала от мужчин-нытиков, можно сказать, что они, сами того не осознавая, воспитали из нее феминистку. С несправедливым отношением к девочкам она встретилась ещё в школе, потом университет, когда представителю мужского пола многое разрешалось и прощалось.

Иногда по ночам Маша плачет навзрыд, тогда квартира превращается в глухой погреб: холодные шторы не пропускают света фонарей, звуки теряют смысл. Она хочет, чтобы ее плечи укрыли одеялом мужские руки. Тут же вспоминает Костю, который ушел из ее жизни так же внезапно, как и появился. Ухаживаний и романтики не было. Хозяйственный парень, сопли не разводил, истерик не понимал, хотел борщей и секс несколько раз в неделю. Сначала Маше было тепло, она наседкой носилась возле него, оберегала, заботилась.
Потом стало холодно. Зима пришла в окне, а прокралась в душу. Он все время проводил в телефоне, ему постоянно кто-то звонил, а если нет, то Костик блуждал по просторам соцсетей, кому-то писал и отвечал. Смеялся заливисто в голос, потом замолкал и вновь смеялся. Он был похож на психа, который безудержно радовался своим видениям, в такие моменты Маши словно и не было. Днем они никогда не созванивались, она сначала это делала сама, но на десятый раз перестала – он был занят и не мог с ней разговаривать. Костя работал. Всегда. По выходным и дома. Изредка они куда-то выбирались, но и тогда он решал какие-то дела, потом звонил друзьям, выкладывал свои счастливые фотографии в Интернет. Работал на картинку. Вечером за ужином он, не поднимая глаз от телефона, поедал борщ, ночью обнимал её и засыпал сном младенца, и только тогда телефон замолкал. А она думала. Плакала. Думала. Курила. Плакала. «Чужие мы люди. Несчастные. Не ценим, не ценим».
А потом Костик ушел: «У нас нет общего будущего. Я буду тебе изменять, пока этого не случилось, давай разойдемся цивилизованно». Маша опять плакала, думала, курила, пила коньяк, взяла отгулы, чтобы не являться в библиотеку с перегаром и опухшими глазами. Год прошел уже, а все так же явно приходит он к Маше во снах, и ведут они за руку маленького мальчика, и чувствует она, что зовут их общего сыночка Даниил, что похож он на папу, только лица не видит, а знает, что глаза у него серые, а руки теплые.
Просыпается Маша ночью, плачет и не может остановиться: «Ну почему я такая неудачница? Почему не придет принц, который заберет меня с окраины Уфы и выплатит эту ипотеку?» Плачет, смеется, курит.
Но прЫнц затерялся, поэтому на свидание с Андреем Кольцовым она решает пойти.

Свидания Маша не любит, потому что нужно создавать хорошее впечатление, а она не умеет. Часто при первой встрече она почему-то ржет в невпопад, роняет стулья, матерится или плачет, а когда градус переходит границы дозволенного, едет домой к мужчине. Потом плачет с утра, потому что дура. Парни уходят в рассвет и закат, надолго не задерживаются. Маша старается об этом не думать.
«Андрей Кольцов, почему это имя так знакомо? Как будто застряло на кончике языка. Кто же он? Может, он урод, и зря я так нервничаю? Может, завести аккаунт на время? Одним глазком посмотрю и обратно».
Маша удалила аккаунты во всех социальных сетях год назад, когда они разошлись с Костей. Это были ее собственные похороны, в гроб она положила их счастливые фотографии и переписку, она боялась, что не сможет справиться с собой и будет постоянно следить за ним в социальных сетях. Радикально. Позвонили только Марта и Инга, а Ленка не заметила исчезновение подруги, у неё тридцать тысяч подписчиков – она мама-блогер.
– Ты почему удалилась? – спросила Инга.
– С тобой все хорошо? – переживала Марта.
– Мне нечего больше сказать миру, – ответила им Маша.

«К черту», – думает Маша. Надевает синее платье, собирает волосы в хвостик, чуть-чуть тушь, замазывает синяки под глазами, губы – только красный. Через полчаса стоит перед дверью подруги, для приличия опаздывает на десять минут, но не стучится.
«Может, ну его? Улыбнется, пригласит в кино, потом под юбку и в душу начнет лезть. Свечи и постель, два дня не вылезая. С родителями познакомимся, в деревню к бабушке съездим, все праздники вместе, друзья будут кричать: «Самая красивая пара». Мама будет пилить: «Когда внуков уже дождемся?» Готовка, уборка, секс все реже, через полтора года разбежимся, будем делить мебель и общего кота. Он заберёт животное, старый диван придется самой выкидывать. На улице не здороваемся, переходим на другую улицу, пьяными звоним друг другу, секс по старой дружбе, удалим все фотографии с компьютера. В социальной сети поменяет статус: молод и наконец-то свободен. Да пошел он! Вот козел!»
Маша психует и пинает дверь, внезапно она открывается. Инга: «Заходи, заходи быстрее, мы тебя уже потеряли».

Маша смотрит на Андрея сквозь ресницы. Она забыла дома очки и, чтобы разглядеть его, щурит глаза. Он не понимает, в чем его подозревает девушка, накладывает оливье, задумчиво жует салат и поглядывает на Машу: «Где же мы виделись? Ну точно же! Зеленые глаза, рыжие волос до плеч. Этот странный прищур».
– Маша, а мы с тобой раньше не встречались?
Она смотрит на него и молчит, пытается вспомнить. От него веет детством. С кухни прибегает Инга.
– Соскучились и проголодались? Я приготовила лазанью!
«Боже, она начала готовить? Вот что делают с женщинами мужчины», – думает Маша.
«О, еще и лазанья. Ништяк», – думает Андрей.
Хором говорят: «Да, тащи». Смеются.
Инга окрыленная убегает.
– У меня такое же ощущение, что мы где-то встречались, но я так и не смогла вспомнить. Ты будто родом из моего детства. Ты в какой школе учился?
– Я же не из Уфы, только три года назад сюда приехал. Ты когда-нибудь была на Севере, на Ямале?
– Нет, но хотела бы там побывать. Увидеть своими глазами оленей, как живут там люди, но там холодно, не знаю, рискну ли я когда-нибудь на это.
– Ну, знаешь, это то же самое, если говорить, что башкиры до сих пор живут в юртах. Нет, ненцы они сохранили свои обряды и традиции, но большинство людей на Ямале живут в цивилизации, там даже есть Интернет, представляешь? – Андрей смеется и наливает Маше вина. – Я настоящих оленеводов видел всего пару раз, когда работал журналистом. И это так, как ты говоришь, но почти: свобода, но не холодно. К холоду привыкаешь быстро, мне кажется, что в Уфе даже холоднее, чем на Севере.
– А почему ты стал риелтором? Журналист – это же творческая профессия.
– Ну, творчества в журналистике на самом деле не так много, как кажется.
Тут возвращаются Инга и Денис.
– Ну как вы тут, а вот и лазанья? Инга, неси. Может, выпьем за знакомство, и всё такое? А то вы кислые какие-то.
Одна, две, три. Сухое красное, белое полусладкое, Денис предлагает попробовать самогон – сам делал. Маша не помнит, как добралась домой. Кажется, это было такси, а может, и нет.
«Голова гудит. Я же дома? Вроде, да. Уже хорошо. Я же с ним не целовалась? Встать с дивана. Нет, сил нет, желания нет. П-и-и-ть».
Звонит телефон с неизвестной мелодией. Мужская рука тянется через тело Маши, выключает телефон. «Машуль, давай еще поспим», – говорит Андрей, а потом крепко обнимает ее: «Слушай, а почему ты мне тогда так и не написала? Я, когда тебя увидел, сначала не узнал, а потом не смог поверить. Море, детский лагерь, знаешь, как ждал письма, в день по несколько раз бегал к почтовому ящику, а ты так и не написала. Потом искал тебя в социальных сетях. Это на днях Инга сказала, что ты мамонт и там не сидишь. Что ж, теперь я приглашаю тебя на танец».