Цунами
Дорогая, читаю новости – там тоска.
Мол, вакцина на новые штаммы почти не действует,
Мол, опять у границы стягивают войска,
И вопрос лишь, какое скорее наступит бедствие.
То одно, то другое, а чаще всё в унисон.
И неясно – бояться, ругаться, зайтись от смеха ли?
Дорогая, мне снова снится тот странный сон,
Будто мы на курорте. Буквально вчера приехали.
Вдруг хрипят мегафоны: “Море волнуется раз!”
Этот голос вреднее войны и настырней вируса.
Нам пора бы уйти в бега, поменять окрас,
Затеряться среди купающихся у пирса.
Море томно зевает. Волнение? Болтовня!
Солнце влезло на крышу и вновь у него на мушке мы.
Обнажается дно, и местная ребятня
Сорвалась за добычей – звёздами и ракушками.
Загорелый парнишка для нас раскрывает зонт,
Слышен гул вдалеке, но его заглушает улица…
А цунами лениво облизывает горизонт.
Но никто никуда не бежит. И никто не волнуется.
Белая Собака
Из колодезно-пустого мрака
Приходила Белая Собака.
Уносила в пасти понемногу:
Звезды. Свет. Железную дорогу.
Поезд от перрона уносила,
Говорила тихо, через силу:
“Рваным хрипом ледяного лая
Нынче снег на землю позвала я,
Чтобы в этой очумелой вьюге
Вспоминали люди друг о друге,
Чтоб, до боли вывихнув суставы,
Уходили скорые составы,
Чтоб тянулась медленно неделя
Белого собачьего апреля…”
Забеленный, занесенный пухом,
Я склонялся над собачьим ухом:
“В чаще – волки, в океане – крабы,
В келье – свет, – немного, но хотя бы.
А в моем окне – трамвайный скрежет,
И шаги – то чаще, а то реже.
Музыка до одури по кругу.
Мне бы в спячку, головою к югу,
Напевая блюз-шатун медвежий,
Утонуть меж двух разнобережий…”
Звезды. Снег. Железная дорога.
Поезд мчал, и вдаль глядел с тревогой
Из колодезно-пустого мрака
Только я. И Белая Собака.
Пастух ночных овец
Я пастух ночных овец, я бессонный человек,
Их бессмертный командир и бессменный счетовод.
Я размениваю свой не смыкающийся век
И который год гляжу на овечий хоровод –
Как двузубцы их копыт с заусенцами полей
Пляшут клеверный фокстрот на зелёной простыне.
Шепчет сонная трава: “Если можешь – одолей,
А не можешь – обними, чтоб проснуться по весне”.
В марте дешевеет снег, что поделаешь – не бел.
Лишь руками разведёт неумелый продавец.
Слышишь, слева: ”тук-тук-тук”? Это я беру свирель –
Пляшет белою пургой миллион ночных овец.
Животное
Я не верю в романтику.
И когда увидел тебя впервые,
И по сердцу проехался лязгающий воронок,
Дай мне волю – повалил бы тебя и выел,
А не ластился шёлковой таксой у длинных ног.
Я – большой пароход “мужчина-слегка-за-сорок”
И по жизни плыву неприступной стальной стеной.
Но –
расцарапай
обе дюжины
моих переборок,
Чтобы я утонул в нелюбви твоей ледяной.
Я хочу владеть тобой.
Целиком, не наполовину.
Круг за кругом наматывать волосы на кулак.
Чтоб в конце
ты сдавалась
и вверх бы кидала спину,
Словно самый кромешно белый на свете флаг.
Чтоб зрачки притаились под тенью ресниц дремотных,
Чтоб ко всем потаённым дверцам найти ключи.
Приручать твои груди,
как домашних своих животных.
А потом стать в ответе за тех, кого приручил.
***
Ты нарисуешь волка
Красным карандашом.
Может, и ненадолго –
Будет всё хорошо.
Карандашей в достатке,
Но у меня – простой.
Девочка в серой шапке,
Не уходи, постой.
Вот пирожки простые,
Вот непростой шираз.
Красные – не остыли –
Искры звериных глаз.
Выпьем, поскольку зябко,
Странный скрепим союз.
Волка зарежет бабка?
Пьесу урежет ТЮЗ?
К чёрту, пойдем по длинной –
Мимо других дорог.
Там, на краю вселенной
Нас поджидает волк.
Солнце укрылось в пасти,
Спит в животе большом…
…На горизонте – счастье
Красным карандашом.
Четвёртый
Первый сказал: «Соглашайся, брат.
Нам нужен четвёртый в бригаду – завтра сдаём объект.»
«Наш напарник в запое,» – дополнил его Второй. –
«Прораб – истинный зверь, и без тебя нам край.»
Третий молча мял папиросу, подолгу смотрел в глаза.
Уголок неба намок – видимо, быть грозе.
Но пока что нет.
Вот они, вышли пораньше – мимо магазинов, помоек и ям.
Трое – в потёртых робах и касках, четвёртый во всем своём.
Пришли. Перекур. Каждый взял инструмент. Первый махнул рукой…
…Под Первым конь – ослепляет, как снег в солнечный день.
Он проходит – и становятся белыми волосы у детей.
Через вой сирен слышен голос: «Иди и смотри».
Но нельзя смотреть – слёзы стали толчёным стеклом.
Каждый вдох булькает, словно смех гиены с разорванным животом.
Небо сочится гноем. Каждый знает, что скоро умрёт.
Но смерти пока что нет.
У Второго конь цвета ржавчины – это гибридный цвет.
За ним – ломаным ямбом хор молодых солдат.
Вены дорог вскрыты бороздами бесполезных траншей.
Смяты ужасом те, кто ещё вчера был готов повторить.
В небе белые точки – это последний, всех-над-всеми-победный салют.
Города станут лунками из оплавленного стекла.
Но смерти пока что нет.
Третий всадник на вороном, высохший, как дон Кихот.
Он курит сырую нефть – и вода превращается в нефть.
Еда в животах превращается в скользких слепых червей.
В первую очередь съедят запасы гречки и мамины маринованные
огурцы.
Во вторую очередь съедят инвалидов и голубей.
Смерть доест остальных. Вообще-то, ей уже пора.
Но смерти всё ещё нет.
Вместо Смерти – замена. Он согласился, а теперь уже сам не рад.
Вместо коня у него старый курьерский велосипед.
За спиной зеленый ящик с надписью «Delivery Club».
Он глядит в планшет, шевелит губами и хмурит лоб.
Он развозит то, что каждый сам выбрал и за что заплатит в конце.
Кому-то пиццу. Кому-то спасение. Но чаще всего заказывают пустоту.
Слышишь? Позвонили в дверь.
***
Я молча лягу на ее колени
Лохматым псом.
Я стану тих, как ветра дуновенье,
И невесом.
Забытой нежности скупой обрывок,
В коротком сне.
Она слегка потреплет мой загривок:
“Иди ко мне!”
Не надо сказок про холодных Каев
И верных Герд…
…А за окном, на цыпочках ступая,
Проходит смерть.
Опубликовано в Витражи 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!