* * *
Кипарис над самым обрывом завис…
Хорошо зимою, и воздух свеж.
Из-за тёмных туй, как из-за кулис,
Показалось море с огнями меж
Двух границ, одна из которых там,
В гладкой эмалированной пустоте,
А другая — здесь. По морям, по волнам,
По следам твоим — я не знаю, где.
Где тебя искать, у кого спросить?
Брызги бисером мечет море на волнолом.
Нанизать бы все свои дни на нить:
Тут — любил, тут мы были с тобой вдвоем,
Тут мохнатую веточку оторвал —
Долго мял пахучих иголок прядь,
Отводил глаза, ничего не ждал,
Тут — напрасно пытался тебя обнять.
* * *
Пытаясь объяснить, всю ночь шептали губы,
Пытаясь мрак пустой заговорить, всю ночь.
И сердце, словно в нём стучали лесорубы,
Вздымалось тяжело, и сон стремился прочь
От воспалённых глаз. Какие разговоры
Ведём с тобою мы неслышно столько дней!
Вы, слёзы, — в никуда, вы — в пустоту, укоры,
В немую пустоту… И что же там за ней?
Я подходил к окну, и тополь посребрённый
Луною, шелестя, казалось, отвечал
На смутный зов души, влюблённо-уязвлённой,
Не знающей своих пределов и начал.
Ну вот, теперь и ты мои расслышишь вздохи…
Лишь ветра набежит воздушная струя
На кроны тополей и в листьев суматохе
Раздастся шёпот губ — запомни, это я.
В МУЗЕЕ
Научиться не жаловаться, не ждать
Помощи ни от кого.
Потому что своя у каждого мать,
Свой отец — и спасать его
В одиночку придётся, искать врачей,
Утешать с улыбкой кривой.
Ну а смертный ужас вообще ничей —
Только твой, мой друг, только твой.
Приглядись: все мраморные уста
Римских статуй твердят о том.
Наша жизнь одинока, судьба проста:
Сына пестуешь, строишь дом,
А потом уходишь… И смотрят вслед
Тебе бельма их мёртвых глаз.
Я и сам не знаю, зачем билет
Покупал сюда столько раз.
* * *
То, что погибли мы, сказано так давно,
Что искромётное в новых мехах вино
Скиснуть успело, наверное, сотню раз.
Нет, ты не думай, что мир этот кто-то спас.
Да, мы погибнем, но, к счастью, масштаб иной
Времени у пророка, когда говорит с Луной,
С дальними звёздами, с Богом, прозревший, он.
Жизнь поколения — лишь мимолётный сон.
Вымрет, как прочие, наш человечий вид,
Солнце когда-нибудь землю испепелит,
Да и Галактика в чёрной замрёт дыре.
Но выхожу я из дома — а во дворе
Осени алой последний закатный блик.
Благо тому, кто не вечен и не велик,
Как однодневка-бабочка, чей полёт
В ласковом свете до ночи не доживёт.
* * *
От Александрии твоей остался лишь берег моря,
Да контуры гавани, взлохмаченной парусами,
Да некий трепет в сердце, что, мифу вторя,
Другими смотрит — и видит тебя — глазами.
Как будто снова кварталы склевали птицы,
Бетонный короб на месте Библиотеки,
И шелестят не свитки теперь — страницы,
Но и они исчезнут в грядущем веке.
Быстрей меняется жизнь вокруг, чем люди.
Потоп грозит нам или оледененье?
Прах к праху — сказано было: и мы на груде
Камней Фароса, зажжённого на мгновенье.
Тень Феокрита, а может быть, Каллимаха
Ещё здесь бродит, сливаясь в ночи с туманом.
От брызг солёных промокла моя рубаха,
И уезжать обратно в Каир пора нам.
* * *
Уходили из Керамикоса
(Самолет наш через три часа),
Доносился вслед из-под откоса
Шелест пиний… или — голоса?
Голоса оставшихся такими,
Как на белых плитах видит глаз,
Спасены богами всеблагими,
Их богами, что ушли от нас.
Кажется, в воротах Дипилона
Всё ещё стоит гоплит с копьём.
Кануло ли в Лету время оно,
Если мы его осознаем?
И реальней всех бетонных клетей,
Толп людских в общественных местах
Профили сияющие эти,
Архилоха строчка на устах.
Уходили и прощались нежно,
Нежно, неизбежно — навсегда.
Вот бы так легко, почти небрежно,
И отсюда нам уйти, когда…
* * *
Спящая красавица проснётся,
Потому что ей настанет срок.
Принц почти случайно подвернётся,
Заплутав в сплетении дорог.
А его обступит замок спящий,
Тишина, проникший в ставни луч,
Нежно паутину золотящий,
Запах пыли, горек и летуч.
И когда, подняв тяжёлый полог,
Весь в прошивках серебристых струй,
Он увидит ту, чей сон так долог,
Лик так ясен… Лучше не целуй!
Не тобой, припавшим к изголовью,
Будет к жизни призвана она,
Это ты войдёшь, пронзён любовью,
Навсегда в глухую грёзу сна.
* * *
Ему, в сущности, нечего нам сказать —
Уже сказано всё давно.
Чудеса как фокусы показать?
Воду вновь превратить в вино?
Скорбно, сдержанно небеса молчат,
Как ни молишься: «Хоть шепни!»
Но не дед Мазай Он спасать «зайчат»,
Раз отвергли Бога они.
Не спасти спасённых… Ещё один
Дубль? — Простите, Он что — худрук?
Ты же знал, Всеведущ и Триедин,
Тщетность этих голгофских мук!
Ты же знал… Но должное быть должно
Не затем и не потому…
Лишь тогда превратится вода в вино,
Мёртвый Лазарь раздвинет тьму.
“ОТДЫХ НА ПУТИ В ЕГИПЕТ”
Всё спит, но ты не спишь, хотя, быть может,
Тебе лишь снится этот твой «не сон».
Игрою скрипки ангел растревожит,
И сам тревожен и прекрасен он:
Одежды ярко-белы, тонки руки,
Дрожание ресниц, орлиных крыл…
И так слились черты его и звуки,
Что о младенце плотник наш забыл.
Забыл о доме брошенном, о долгом
Пути в страну, откуда был исход.
Мария спит. Не связан больше долгом,
Иосиф смотрит, как играет тот.
Сему свидетель только глаз осляти.
В руках лишь ноты — странно самому.
Но всех небесных сил святые рати
Ему в минуту эту ни к чему.
Есть что-то выше Божьего завета,
Любви, несущей тяжкую суму, —
В твоей душе таящееся ЭТО,
Неведомое больше никому.
* * *
Наливая воду из колодца,
Почему-то счастье ощутишь:
Этот день, что просто так даётся,
Эта неба глубина и тишь,
И струя, серебряною змейкой
Из ведра скользящая в ведро,
И рябины ветки над скамейкой —
Каждой алой ягоды ядро…
Я не знаю, почему остаться
Невозможно в этой тишине,
Или в снах, что нам под утро снятся,
Или в том, что ты сказала мне,
Улыбаясь, на ступеньках стоя
Дачи, солнцем залитая вся.
Счастье-счастье, что оно такое,
Всё даря и тут же унося?..
Опубликовано в Паровозъ №9, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!