Алексей Дьячков. СОН ПРОДОЛЖАЕТСЯ

ТАТАРИН

Озера дно пожелтело от накипи.
В сосны разлившись, чифир
Алым границы безумия лагеря
В хвойной кайме очертил.

Чтоб не пропасть, тень терпилы-очкарика
Тьму за воротами пьет,
Грубым тычком получив от начальника
Благословенье свое. –

Серый старик с онемевшими пальцами,
Где-то под кожей душа –
Хитрый Ходжа по тропинке на станцию
Через лесок пошуршал.

В шумном плацкарте сиделец для зрителя
Тот еще Чехов-Толстой.
Время в дороге мелькает стремительно
Днями, столбами, листвой.

Вот он кочует по городу длинному,
Вытянутому в черту.
По сторонам не глядит – на витрины, на
Парк, на ДК почему?

Встал перед дверью знакомой, ссутулился,
Снял свой тюрбан, Насреддин,
Сразу на кухню прошел с грязной улицы
И на полу наследил.

БАРВИНОК

На лестничной площадке пыль из мела,
Для длинных слов на стенах мало места.
Тьма умерла, и, как душа из тела,
Подросток выбегает из подъезда.

Над бабками в дозоре мальвы сонно
Склонились, и топорщит верба копья.
Какому выпасть суждено узору,
Когда чуть поверну калейдоскоп я?

В листве, в раскрытой пасти крокодила
Без вспышки завершит пустую гонку
Лиловое, зеленое светило,
Когда закоротит в щитке проводку.

Когда ничей домой вернется отпрыск,
Запустит звон пустых бутылок в таре,
Когда в шкафу на юг покажет компас,
А там не юг, а номер инвентарный.

БОРОДА

Река во льду, деревья голые,
Простенок церкви без панно.
Все реже выхожу из комнаты –
Перчатки, шапка, шарф, пальто.
Дно неба, негативы зарослей,
Не в фокусе сосна и ель.
Печальные симптомы старости –
Подняться и собраться лень.
На холод из прихожей выползти,
Вдох изумленно потянуть.
Замерзнув, Господа о милости
Просить, Отца, кого-нибудь.

ХОРОВОД

Дедушка ходит, пора засыпать,
Водит фонарика белым
Конусом. Знает, куда наступать,
Чтобы доска не скрипела.

Дедушка ранен – пятно на груди.
«Отче» бубнит многократно.
В паузах между словами гудит
После дождя трансформатор.

Искры медали, огонь на груди.
Если погода сырая –
Дождик – проводку в углу коротит,
Часто такое бывает.

Часто рождаюсь ребенком теперь
И умираю все чаще,
Как на ковре прикроватном олень,
Волка заметивший в чаще.

СПИЧКА

Я голос потерял, но голос не иголка.
Пейзажи сентября, как дно ручья, пестры –
Что толку говорить, в словах все меньше толку,
В брюссельских кружевах все больше пустоты.

В приходе сельском храм проросшей веткой машет,
На фреске старый лавр, Архангел на другой,
Склоненный скорбен лик, он лентами украшен –
Сиреневой в цветах, небесно-голубой.

Никто не разобьет зернистый грунт Сучана,
Землистый известняк, изрезанный гранит,
Поэтому пора заголосить печально,
И самому себя пора похоронить.

Пора найти слова, открыв буфета створки,
Арабики отпив, век долгий нагадать.
За курицу пора всех греков с книжной полки,
За дюжину яиц – тетрадь свою продать,

Чтоб хоровод водить с детьми на снежной елке,
Со службы чтоб спешить к своей жене домой…
Как будто взвешен ты и найден слишком легким,
Чтоб разделить тебя меж небом и землей.

ВЕРТОЛЕТ

Забудем о динамике и статике,
Дождемся света, пробужденья, чтоб,
Присев на раскладушке в детском садике,
Ладошкой обхватить горячий лоб,

Ответить на любой вопрос по-доброму.
Но где веранда, где витражный свет?
Где сад с кустами? – Ничего подобного.
Ни роз, ни дачи на гравюре нет.

Безумие одно твои мечтания.
Напрасно в груде мятого белья
Взгляд контуры находит, очертания,
Застывший слепок спящего себя.

Зачем о дне грядущем беспокоиться,
Вытаптывать в снегу к калитке путь.
Все потихоньку как-нибудь устроиться,
Уладится само когда-нибудь.

ПАМИР

Встань у окна, невеста без венца,
О муже помечтай и о ребенке.
Докрутится бобина до конца,
И застрекочет пустота без пленки.

Дожив до октября без перемен,
Тебе так грустно слушать песню лета.
Как банный лист, пристал, прилип припев,
Звучит один и тот же – без куплета.

Как будто с рощ турбазных и лесов,
С далекой дискотеки – через реку
Без музыки уже, почти без слов,
Доносится далекий отзвук эха.

И жалко так саму себя порой.
И страшно с одиночеством бороться.
От жизни, как от песенки любой,
Лишь отголосок слабый остается.

Ни тишина, ни бурый клен двора,
Ни нить заката ничего не значат,
Когда, пуская кольца, у окна
Дымит старуха – божий одуванчик.

ОММАЖ

Сон продолжается, а не
Заканчивается, как лето,
Когда они лежат в траве.
Когда они в деревню едут.

Отпив дешевого вина,
Взяв зерна жженые для дома,
В кафе расходятся, когда
Еще друг с другом не знакомы.

С какой-то радостью в душе,
Не подчиненной ни расчету,
Ни сну, влюбленные уже,
Догадывающиеся о чем-то.

Сведя ладони, как в кино.
Целуясь без стыда на людях.
Как будто было так давно.
Как будто это скоро будет.

МАРТ

Не дворы-переулки, а пустоши.
Не сугробы, а мусора залежи.
В кроне старой березы над булочной
Примостился воробышек Батюшков.

Закусив дымным воздухом, кореши
Наблюдают с блаженными ликами,
Как сидит он, бедняга, нахохлившись,
Притаился, поэт, не чирикает.

Ароматного хлеба накрошит кто,
Чтоб, как может, стихами порадовал,
Спел пернатый певец про хорошее,
Про не стыдную жизнь не парадную.

Про застолья спасибо-пожалуйста,
Про пожар и княжну Стеньки Разина.
Почему в рельс колотит Иванушка?
Потому, что душа просит праздника.

Притаился поэт, не чирикает,
Сразу видно, больной или раненный.
Сыплют искрами камни точильные,
Розовея над хмурой окраиной.

Опубликовано в Интерпоэзия №1, 2020

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Дьячков Алексей

Поэт, родился в 1971 году в Новгороде. Закончил строительный факультет Тульского государственного университета. Работает инженером-строителем. Стихи публиковались в журналах «Урал», «Новый мир», «Арион», «Волга», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Сибирские огни». Автор двух книг стихов: «Райцентр» (М., 2010) и «Государыня рыбка» (М., 2013). Живёт в Туле.

Регистрация
Сбросить пароль