Александр Ёлтышев. СТИХИ (Енисей №1, 2018)

Рваные штаны

Лучи закатные длинны,
по лужам блики кувыркались,
с восторгом рваные штаны
мне, как видение, являлись.

Моё бесцельное шатанье
бульваром, где асфальт истёрт,
торжественное рваноштанье
сопровождало, как эскорт.

А если мыслить эпохально,
то идеалам мы верны
и элегантно-актуальны,
как нынче рваные штаны.

Паутина

Я вытряхнут из паутины,
прости, дружище Интернет.
На побережье кряк утиный,
и шлют лесистые вершины
цивилизации привет.

А меж закатом и восходом
расслабленная тишина,
морской залив врачует йодом,
ни маяка, ни парохода,
и даже ругань не слышна.

И жаждешь чуда из пучины,
когда волшебница-вода
бросает к небесам дельфина.
Я вытряхнут из паутины
и счастлив, что не навсегда.

Людоед

Людоед сожрал интеллигента —
с голодухи, а не по злобе,
не было печальней инцидента
в сложной людоедовой судьбе.

Нравственные муки одолели,
присосалась совесть, как вампир,
замаячил путь к заветной цели,
появилась боль за целый мир.

На душе тревожно и надрывно.
Кабы знал, кого ты поедал,
беззащитный, нежный и наивный,
не познавший жизни каннибал!

Львиная доля

История весьма банальная,
хрестоматийная, увы:
у входа в площадь Театральную
сидят задумчивые львы.

Посланцы дружественной прерии
без экзотических затей,
один глядит чуть выше мэрии,
другой взирает в Енисей.

У первого упёрся взгляд
В гигантский круглый циферблат,
где дни и ночи напролёт
минуты кружат хоровод.

Другой же видит, как река
через пороги, сквозь века,
красу таёжную минуя,
несётся в вечность ледяную.

И не воротят головы
в величье замершие львы.

Царям звериным суждено
вовек осмысливать одно,
вбирая правду половинную…
Вот ты какая, доля львиная.

***
Юность шальная, эпоха невнятная,
в вечном смятении первая треть.
Как нам хотелось объять необъятное
и непонятное уразуметь…

Мозг в полудрёме, и чувства не бесятся,
не закипает от взгляда вода.
Вечно распахнута пропасть небесная,
но почему-то не манит туда.

Дым

Сухая летняя беда:
в густой хвое пожары мечутся,
и дым таёжного отечества
угрюмо душит города.

За горизонтом спят дожди,
а может, вовсе похоронены.
И чуешь горлом горечь родины,
и суховей гудит в груди.

Кресло-качалка

Подошла нахально старость,
поседела борода.
Злость прошла, а грусть осталась,—
неужели навсегда?

В крес-качалку брошу кости,
плеер к уху подключу,
не пуская злости в гости,
с наслажденьем погрущу.

Ничего уже не жалко,
в перспективе — небеса…
Шевелись, моя качалка,
все четыре колеса!

Опубликовано в Енисей №1, 2018