Александр Яковлев. ЩЁТКИ, ЩЁТКИ

Рассказ

Бабушка забрала кота. Хотя никому он у нас не мешал. И вообще, если вдуматься — классный был кот. На горшок ходил сам, на унитаз то есть. Сделает дело большое ли, малое, и вопит, сидя на том же унитазе — дескать, спустите воду, гады! Ночью, понятно, это несколько раздражает. Ну так это ж пустяк по сравнению с такой кошачьей воспитанностью.
И мы с пониманием относились к его запросам. Покупали сухой корм.
Мясо-то ему нельзя — шерсть лезет ужасающе. И рыбу нельзя, несёт его, паршивца, с этой рыбы, в туалет не попадёшь! Засядет там… Да и запах…
Особенно летом, в жару, злит это, прямо скажем. А рыба-то дешевле. Да и мы её едим. А что не доели — ему. Не пропадать же добру. А к корму его как раз бабушка и приучила. Жалела его, о здоровье заботилась. Сама недоедала, лишь бы коту жилось лакомо.
И он её — ну очень любил! Прямо жить без неё не мог. Всё время рядом.
Только её признавал. Даже к телефону ревновал. Говорит она, скажем, а он с такой силой трётся о трубку, что та из руки ослабевшей старческой вылетает, или там такое шипение и треск — ни черта не разберёшь. Статическое электричество — объяснял знакомый электрик.
А ещё кот чего-то такое видел, чего другим не положено. Но это уж по заверениям бабушки. Вот сидит она, к примеру, читает. Кот, понятно, на коленях пристроился. Ничего, что книжка прямо на нём лежит. Пахнет от книжки съестным. Понятно — старая бабушка, и книжки у неё старые.
А старые книжки казеином клеили, костным клеем. Из костей то есть его варили. Вот кот нюхал и думал: собака, пожалуй, разволновалась бы. Слюной бы изошла. А потом бы дождалась удобной минутки, когда хозяев нет, и разобралась бы с книжкой по-своему. Прямо изгрызла бы её. Вот какие они подлые и неблагодарные твари, эти «лучшие друзья человека», когда дело до косточек доходит. Хотя чего там уж такого сладостного в костях? Мясо на них — дело другое. Хотя нет, нельзя мне мясо-то, вздыхает кот. Жри только корм этот сухой, постылый…
— И правильно, — говорит бабушка, — и не переживай. Здоровье важнее.
— Да я и не переживаю, — отмахивается кот, который всегда любил последнее слово за собой оставлять.
И тут он увидел. Или почувствовал. Кто его знает? Он же не всегда скажет. Своенравный, подлец. А только шерсть у него прямо по всей спине вздыбилась. Подскочил он пружиной на все четыре длинные свои лапы, чуть книгу у бабушки из рук не выбил, хвост свечой по очкам бабушке съездил. Но хоть зрение у неё последнее время сильно ухудшилось, даже многие часы в тёмных очках с дырками проводила, а операцию делать нельзя, возраст уже не позволяет, и как тут быть, непонятно, в магазине уже деньги не различает, приходится родственников (нас то есть) просить закупать ей на неделю да и готовить, забивать холодильник, а только всё равно бабушка поняла, что кот чего-то такое увидел, чего другим не положено. И в таком вот виде взъерошенном и прозренном, застыл, стало быть, котяра, словно чужак на его территорию забрёл.
Чужак, наверное, и был. Ну не кот, понятно. Но кто-то явно посторонний. Хотя, может, чужак и не считал себя посторонним. С его стороны, может быть, как раз бабушка и кот были в этом месте посторонними, поди тут разберись. Но недолго противостояние длилось. Кот так же быстренько и угомонился. В смысле вздыбленной шерсти. Но, конечно, не свернулся снова калачиком на бабушкиных коленях и не продолжил думать о косточках и глупых собаках. Но соскочил на пол и двинулся туда, куда смотрел, когда увидел то, чего другим не положено.
А то место располагалось в районе тумбочки прикроватной бабушкиной.

На тумбочке, понятно, очёшник лежал, стакан с водой стоял, вся подручная «скорая помощь» бабушкина располагалась: валидол там, от давления чего-то, даже начатая бутылочка коньячку красовалась, перед сном любила хозяйка побаловать себя малой рюмочкой — очень на самочувствии благотворно отражалось.
В тумбочке же на трёх полках хранилось различное старушечье богатство: рецепты для аптек, лекарственные составы собственного изготовления, рецепты для кухни, телефоны срочные (больница, участковый, собес, родственники и т. п.), расчёски, капли разнообразные. И щётки. На самой нижней полке. Почему-то две большие одёжные щётки. Воткнутые друг в друга щетиной, словно ёжики, спинами терлись да и заснули. В общемто, обычные щётки. Производства, понятно, ещё аж годов пятидесятых прошлого столетия, но вполне добротные, не вытертые, с опрятными тёмно-жёлтыми лаковыми спинками, с вполне различимым чёрно-буквенным выжженным клеймом на них «Производственный комбинат с. Сухобезводное» — скобочкой так под серпом и молотом. И щетина — густая, не жёсткая, не повылезшая, и даже окраску свою сохранившая, ту, что ещё задумывал мастер, — тёмно-бурая по краям, затем светлая полоска ближе к центру и уж совсем чёрная посередине.
Ну щётки и щётки. Мало ли. Правда, могли бы они и в прихожей, скажем, лежать. Там им вроде бы самое и место. Ну да у кого чего только и где ни лежит. Тем более — у старушки. У старушек свой уклад жизненный, в нём всё давно определено и всему местонахождение своё предписано. И не пытайтесь понять, отчего это, скажем, пустая баночка из-под майонеза стоит возле телевизора. Не поймёте всё равно. И не утомляйте бабушку расспросами. Может, не хочет она объяснять! Что за народишко, право, настырный пошёл, никакого уважения к личной жизни… Вот и со щётками этими — да и бог с ними совсем, пусть себе лежат. Как говорится, есть не просят…
— Они-то — да, не просят, — вмешался кот. — А я бы не отказался.
Тут и бабушка вдруг вспомнила, что пора бы пообедать. Да и кота покормить. А то за всякой ерундой про личную жизнь забудешь. И принялась бабушка из кресла-то подниматься, но как-то удалось ей вдруг на полпути и застыть. Хотя давно она таких физических упражнений не пользовала — возраст раз и навсегда запретил. И в этом застывшем своём нелепом состоянии бабушка сиюсекундно проникалась знанием: ни-ка-ких щёток у неё раньше не было! Нет, ну то есть — как? Были, конечно. В различные периоды жизни. Да даже и не в различные. Всегда были щётки. И обувные, и платяные, и зубные. Чай, не дикари какие-нибудь. Тьфу ты, чёрт, ну всегда же щётки были!
Но этих, да ещё и в тумбочке — никогда не было. Что ж она, совсем, что ли, из ума выжила, не помнить, были у неё щётки или нет?! Ясное дело — не было. А вы уж и поверили, что у старушки чёрт знает что и бог знает где может стоять без всяких понятных постороннему человеку причин. Да это просто наговор, бессмысленный и оскорбительный! Я сам начинаю сердиться, когда слышу подобный бред. Мне самому осталось до того возраста всего ничего. Да и всем нам осталось до того возраста всего ничего. Каждому из нас. Лет восемьдесят. А-а, вы всерьёз полагаете, что это так много?
И бабушка обратно в кресло приземлилась, согласно законам гравитации и собственному ощущению реальности. Реальность же лукаво ухмылялась, подмигивала глумливо: а точно ли ты помнишь насчёт щёток? Ведь до нижней полки тумбочки бабушкиных глаз уже давно не хватало. Не могла она различить с кресла, что там такое лежит. А когда реальность выходит из-под зрительного контроля — жди от неё всякого разного.
Щётки как раз по этому ведомству вполне могли проходить — по ведомству всякого-разного. Не мистика, но вопрос тупиковый: какого-растакого они там делают и откуда взялись?
И тут опять появился ангел. Второй раз появился. Но она по-прежнему не знала, как к этому относиться. И решила заплакать. И даже заплакала.
Но так и не поняла — от радости или горя. Потому что ангел вновь был не совсем обычный. Уж как выглядят ангелы, она, слава богу, знала.
— Не второй год по третьему, — сказал кот и пояснил: — Любимая присказка…
— Юры, — сказал она. — Сына.
— Старшего сына, — уточнил кот.
Напомним, он любил последнее слово оставлять за собой.
У ангела из классического имелись только длинные роскошные волосы светло-каштанового цвета и небольшая округлая бородка. Но вот из одежды — только шорты.
— А на дворе-то… — ахнула бабушка.
— Да уж, не май месяц, — прокомментировал кот.
И в самом деле, за окном уже вовсю декабрило. Ангел подошёл к окну и растворился в размытом сумерками и бабушкиным зрением стекле.
Она никому не сказала про этот визит ангела. Прошлый раз, когда она поведала о…
— Но не все же не поверили, — укорил кот.
— Костя поверил, — признала она. — Сын.
— Младший сын, — уточнил кот.
К своему стыду, кот первый визит пропустил. То ли проспал, то ли на горшке сидел, орал, чтобы воду спустили. В общем, постыднейше проворонил, если такое позволительно употребить в отношении представителя семейства кошачьих.
— Раньше ангелы реже встречались, — припомнила бабушка послевоенную молодость.
— Тогда у вас и чертей меньше водилось, — резонно заметил кот. — Проще жили, проще.
А вот сейчас бабушка испугалась. Хотя после первого ангельского визита не испугалась. Мало ли, подумала, привиделось. А сейчас да, встревожилось чего-то.
— Зря я вторую рюмку коньяка выпила, — пригорюнилась.
— Ну кто ж знал, — философски рассудил кот.
С другой стороны — ну не первый же раз в жизни испугалась. Опыт присутствовал солидный — возраст, он без последствий не проходит.
В общем, она взяла и забила форточку гвоздями. Он через форточку приходил, понятно. Откуда же ещё?! С верхнего, пятого этажа, и пробирался на её четвёртый. Ему вниз-то слететь — раз плюнуть. Вот он и влетал в открытую форточку, пока бабушка спала. А если форточку заколотить — шалишь.
Вот она вскарабкалась на табуретку и заколотила. Мы потом долго удивлялись — как же она стёкла-то не побила? Бабушка и сама потом недолго удивлялась: как же я стёкла не побила? Гвозди кривые и ржавые. А кот, так по-хозяйски и определил:
— Молоток вообще — дерьмо.
Набалдашник болтался на ссохшейся рукоятке, как голова тряпичного клоуна. Никто уже давно молотком этим не пользовался. Она вообще не могла долго вспомнить, где она взяла молоток. Потом вспомнила. В чулане давно стояла такая сумка кожаная, бордовая, с незапамятных времен стояла. Ещё когда муж у бабушки был. Муж… Когда же он был-то? Стоя на табуретке у окна и рассматривая молоток, вспоминала. Мужа она похоронила, считай, сорок лет назад. Да… сорок. Хотя… почему сорок-то? А потому, что было ему шестьдесят восемь. А сейчас 2006-й. Вот почти сорок и набегает. Постой, оборвала она себя. И хмыкнула: тоже мне, бывший бухгалтер! Хоть и шестьдесят восемь ему было, но родился-то он в 1914-м, голова! А значит, не сорок, а почти тридцать лет назад мужа-то похоронила. Тоже срок… Да чтоб тебе! Совсем уже? Четырнадцать плюс шестьдесят восемь сколько будет? 82! А значит, чуть больше двадцати лет. Н-да, голова-головушка…
— А я вообще считать умею только до девяти, ну и что? — потёрся успокоительно о ножку табурета кот.
И он не врал. Долгое общение с ненавистным телефоном довело его познания в математике именно до этих, указанных на аппарате цифр. Бабушка всегда громко проговаривала набираемые номера. Она вообще любила громко разговаривать сама с собой. И ничего не маразм. Так она давала понять потенциальным злодеям, что не одна дома, вернее — не только с котом, есть, есть, кому защитить старушку, так-то!
Так-то — и о щётках… В Сухобезводном муж, второй муж, отбывал поселение! Забыла?! И тоже бухгалтером работал на этом самом комбинате. Где и выпускались щётки, и много ещё чего! И много ещё чего вспомнилось из её жизни. Хотя раньше у неё многого не было. Да, почитай, и вообще ничего. Пятеро детей, скажете, имелось, два мужа? А жизнь, личная жизнь?! Была, я вас, вас спрашиваю? Пятеро детей обуть-одеть-накормить-обстирать?
Ну так что насчёт личной жизни, а?!
Кот на этот раз промолчал.
Бабушка внимательно осмотрела квартиру. При практически полном отсутствии зрения. Включились другие чувства. Она заново увидела свой дом с табуретной высоты. Как, действительно, стёкла не побила?!
Она вспомнила, как хотела обменять квартиру на дом за городом. Ну, правда же, — разве плохо жить за городом? Свежий воздух, грядки, она вспомнила свои грядки в Сухобезводном. Ну разве не личная жизнь? Кот бы там гулял, среди грядок, хрустко вгрызался клыком в траву. Она с благодетельственной любовью посмотрела на лавирующего внизу кота. О, он мог бы жить в раю! Ну, хоть кто-то! И вот так же грациозно ступать по небесам…
Она шагнула на невесомое облако. Одну руку отведя в сторону и немного за спину, в другой — держа молоток.
Разбилась страшно.
На следующий день после похорон кот и пропал. Да и что ему тут было одному делать? Ведь ангела они же вдвоём с ней видели. Вот бабушка его и забрала.