* * *
Фортуны колесо поскрипывает, да-с.
По прихоти своей на миг иных возносит,
Не так же ль вдруг, тряхнув вас резко, вверх подбросит,
Наехав на ухаб дорожный тарантас.
Так, не успев взлететь, упали вы как раз,
И пусто в кошельке, и манной каши просит
Один ботинок ваш, и сухо произносит
В ломбарде растовщик: «Мой друг, в последний раз!»
Что хочет мне сказать, свергая, вознося,
Мой милосердный Бог, увы, понять нельзя.
Заботливо на всё набросил он узорный
Покров, чтоб я искал мучительно ответ,
Ведь матерьяльный мир, непрочный, иллюзорный,
Мешает видеть мне слепящий правды свет.
БАЛЛАДА О БЕЛОМ КОРОЛЕ И ПИКОВОЙ ДАМЕ
Белый шахматный что-то строчит король
Роковой ненаглядной пикóвой даме.
В среду звал её в Дублин, в четверг в Тироль.
Перенёс всё на пятницу в Амстердаме.
Он ей пишет: «Мадам, я опять врасплох
Был застигнут слепой безотчетной страстью.
Я, шутя, вам отдал бы последний вздох
И, сложив полномочья, расстался б с властью.
Но трубит труба, песнь войны груба.
Смерть костяшками бьет в барабан походный.
— Пуля дура, крадущая жизнь, слепа!
Новобранцев так утешает ротный.
Но взовьётся шрапнелью пробитый стяг!
И как только трубач протрубит победу,
Я сменю белый китель на белый фрак,
И, надев галстук-бабочку, к вам приеду».
А она отвечает ему: «Мой друг,
Я устала от вечных интриг в колоде.
Лицемерие только царит вокруг,
Это кажется мелким в большом походе.
А пиковый король лишь играет роль
Короля и как смерти туза боится.
О, скорей бы хоть в Дублин, скорей в Тироль,
В Амстердам, я устала от всех таиться.
Шёпот челяди мелкой едва ль тошней
Грубой лести слуги короля — всё гадко.
Смерть однажды потянет за нитку дней
Жизнь, как пряжа, распустится без остатка».
* * *
В человеке всё должно быть, разумеется, прекрасно:
И бородка, и походка, и, естественно, пенсне.
Ведь «прекрасное пленяет навсегда». Над ним не властно
Разрушительное время, вот что думается мне.
Что важнее — оболочка? Трость, костюм, цилиндр, цепочка?
Разумеется, на брюхе и швейцарские часы.
Или лёгкое дыханье, изумительная строчка?
Что, спрошу я, перевесит, если бросить на весы?
И, конечно, в этом споре ум с душой в извечной ссоре.
Что первично? Что вторично? Прав Сальери иль Моцáрт?
Не утешит это знанье, не излечит нас от хвори,
Как графиня не подскажет сочетанье нужных карт.
Но афинский знал ваятель всё, о чём сего податель
Вновь в «забавном русском слоге» здесь дерзнул поговорить.
Я надеюсь, что проявит милосердье мой читатель,
Добродушно улыбнётся перед тем как пожурить.
* * *
Как в пышных саркофагах спят стихи
В старинных, но роскошных фолиантах.
Они так старомодны и тихи,
Как вдетые цветы в петлицы франтов.
Их пафос и наивен и нелеп,
Но сквозь восторг банальный брезжит что-то…
Какой-то тусклый свет чужих судеб.
Прощальная и жалобная нота.
И кажется, не только шрифт, слова
Подвыцвели, и смысл первоначальный
Забылся, только музыка жива…
Мотив неуловимый и печальный.
Но прелестью истёртой старины
Забытые пленяют выраженья.
На первый взгляд в них нету глубины.
Поверхностное, лёгкое скольженье.
Но высказано всё и до конца
Тем языком, которым изъяснялись
Ещё вчера влюблённые сердца,
Клялись в любви и смерти не боялись!
Витиевата приторная речь,
Но есть в ней эта искренность без глянца,
Которая позволила облечь
Жар страсти в строчки русского романса!
* * *
Радуйся любому пустяку,
Самой малой малости.
Севшему на Бентли мотыльку
От усталости.
Кружеву брабантскому брегет
Невзначай прикрывшему.
Солнцу в бриллиант слепящий свет
Перелившему.
Радуйся пылинке дальних стран
На каррарском мраморе.
Не к чему, выходит, ехать нам
Больше зá море.
Сколько несравненной красоты
В мире окружающем.
Полно, не завидуй больше ты
Отъезжающим.
* * *
Поэзия ничуть не умерла.
Я не устану вам твердить об этом
Из тупика, из пыльного угла
Петрополя. Не надо быть поэтом.
Довольно видеть, слышать, обонять
И, назначая новое свиданье,
Рассматривая родинку, понять:
— Вот пресловутый центр мирозданья!
Все царства, сокрушённые цари,
По эллипсам летящие планеты
Вокруг тебя вращаются — смотри!
В твоём зрачке я вижу хвост кометы.
И там на самом донышке найду
Ключ к тайне тайн, как астроном смиренный
К твоим устам покорно припаду
И окажусь на том конце вселенной.
* * *
В провинции вы сильно не у дел,
Но именно в провинции душа
Вещей вам открывается и тел
Небесных, но небыстро, не спеша.
Что, впрочем, и понятно, ибо тут
Является охота наблюдать,
Но, как песок сквозь пальцы, дни бегут…
Недолго мотыльку в сенях летать.
Осенние прозрачны вечера.
Пока огарок теплится свечи,
Все мысли вдруг на кончике пера
Сойдутся, словно в фокусе лучи.
Чтобы летучий росчерк мог явить
Всю прелесть ускользающей красы,
Неповторимый миг остановить
Внезапно, как настенные часы.
Опубликовано в Паровозъ №9, 2019
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!