Александр Пономарёв. РАССКАЗЫ В ЖУРНАЛЕ “БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ” №2, 2021

ВКУС К ЖИЗНИ

Станислав Николаевич Сидоров утратил вкус к жизни. Это фундаментальное чувство оставило его примерно в тот момент, когда районный врач, уткнувшись подслеповатыми глазами в медицинские бумажки, вынес зловещий вердикт: «Гепатит С в запущенной форме».
– Да уж, дрянь дело, батенька. «Я нынче за вашу печенку и рубля поломанного не дам», – сказал он, протирая очки, – одним словом – приплыли-с.
– К…куда-c приплыли? – под ногами больного качнулся пол, а в голове, ударив в литавры, заиграл траурный марш Шопена.
– Хотя к нотариусу вам бежать рановато еще, – невозмутимо продолжил доктор, заметив, как набухла кровью синяя жилка у виска пациента, – поживете еще, глядишь, чуток, а там…
– И сколько примерно этот чуток по времени выйдет? – всхлипнул приговоренный, противно клацая зубами.
– Нуу, лет на дееесять мооожет и задержитесь, – задумчиво вытягивая слова, уточнил эскулап, – что, маловато будет? Ладно уж, только из человеческого сочувствия к вам – двадцать, но больше даже не умоляйте – все равно не дам.
Проведя несложную оценку («Так это мне уже под шесть десятков свистнет») и сделав глубокий выдох облегчения, Стас решил, что, придя домой, он первым делом плеснет себе граммов эдак сто: «За все плохое, что хорошо кончается. Сравнительно, конечно».
Но врач словно уловил сорокоградусные флюиды, исходившие от пациента.
– Только с этим, мужчина, сами понимаете, теперь ни-ни, – многозначительно постучал он по своему кадыку и с грустью покачал головой.
– Типа даже пива нельзя, что ли? – стал потихоньку наглеть, почти оправившийся от шока Стасик.
– Пива-то? Тем более.
Дома, сидя за вечерней трапезой, мрачный Стас в кои-то веки с ожесточением дул зеленый чай, не обращая внимания на удивленные взгляды домашних: жены, дочери-восьмиклассницы и кобелька породы спаниель. Три бутылки «Балтики № 5» в тот вечер так и остались набираться холода на балконе. Ужин семейство Сидоровых поглощало в свинцовой тишине.
– Картошку пересолила, а бисквит твой и вовсе подгорел. – За весь вечер это был единственный раз, когда Стас подал недовольный глухой голос.
– Посолила, как любишь, – сморщив лицо, парировала обиженная супруга, – а бисквит мой, кстати, третий день уже едим, до сих пор нареканий не было.
Позже, прежде чем отойти ко сну, она, источая тяжелый дух изысканных благовоний, предстала пред Стасом в соблазнительном образе Клеопатры, с треском натянув на свои щедрые бока неприличный «целлофановый мешок» с кружавчиками. На левой ноге ее, чуть не дотянувшись до колена, одиноко чернел капроновый чулок, к которому так и не сыскалась пара.
– Как тебе этот новый пеньюар, мой тигр? Правда же он секси? Может, отметим обновочку? – промурлыкала одалиска, положив мужу на живот пылающую ладонь, и кокетливо откинула назад свои жиденькие волосы.
Даже при тусклом свете ночника Стас ужаснулся, глядя на то, какое жалкое зрелище явилось его взору: «Боже, насколько ты стала малосимпатична! Постарела, обрюзгла, облиняла вся. И когда только успела нарастить свои бульдожьи щеки, лапки эти гусиные под глазами завести? Удивительно, как я раньше-то всего этого не замечал…»
– Извини, дорогая, работы было сегодня через край, голова трещит, – кисло отмахнулся он и почти брезгливо добавил, – а ты бы, это, сходила к парикмахеру, что ли….
После чего он, отвернувшись носом к стенке, зажмурился и начал считать овец.
Назавтра было субботнее утро. И день – без капли спиртного. А еще проблема: чем занять мятущийся от осознания своей невостребованности рассудок:
«Может быть, как всегда, махнуть на рыбалку? – уже который год, каждую вторую субботу они исправно ходят с Коляном на водохранилище. Только вот в его, Стасика, нынешнем состоянии, что прикажете там делать? – Рыбу попробовать разве что половить? Вопрос только – чем?»
Стасик приподнялся в кресле и бросил тоскливый взгляд в сторону удилища, стоявшего на балконе. Снасти на нем отсутствовали. Поплавок, крючки и все прочее еще прошлым летом унес с собой под воду ушлый жизнелюб-жерех, когда они с Колькой почти до потери самоидентификации «рыбачили» в плавнях. Он бы одолжил, конечно, запасную удочку у Коляна, да только у того и основной-то отродясь не было. Так что с рыбалкой сегодня не судьба. Хотя может быть оно и к лучшему: долго все это, тягостно, да и несчастных водоплавающих жаль.
– Эврика! – осенило его вдруг, – Костика надо срочно набрать, он вроде как в баню сегодня намыливался.
Но не успев еще толком загореться, Стасик окончательно потух: «Ну и кто мне объяснит, в чем тут цимес? – тоскливо сжалось у него сердце. – Вокруг, значит, все будут люди как люди, лишь он один, как маньяк, со своими «Ессентуками»?»
При этом ему представилась толпа кряхтящих краснозадых мужиков в парной, запах несвежих подштанников вперемешку с лавандой и конским потом, и его едва не вывернуло от отвращения. А помыться, если уж на то пошло, он и дома в состоянии.
От грустных мыслей касательно проведения досуга его отвлекла дочь-восьмиклассница, когда, обреченно вздыхая, тянула на кухню пылесос. Не сумев равнодушно пройти мимо большого винтажного зеркала, что висело рядом со Стасом, она остановилась и, взяв гребень, стала усердно перечесывать челку с левой стороны лба на правую.
Это, казалось бы, совершенное безобидное действие отчего-то вызвало внутри отца глухое раздражение, которое в свою очередь спровоцировало у него смутный рефлекс:
– Эй, что ты тут хвостом вертишь, дневник неси сюда, живо, – насупил он родительскую бровь.
– Ты, папа… – высокомерно произнесла, с ударением на вторую гласную А, дочь-восьмиклассница – …в себе ваще? Какой-такой дневник, их у нас уже три года нет. – И не соизволив оторваться от своего занятия, пожала угловатыми плечами.
Стас растерялся: «Черт возьми, надо было так глупо опростофилиться на ровном месте».
– Сам знаю. Не дерзи отцу.
Противная нимфетка в ответ обдала его уничижительным взглядом и начала перечесывать челку обратно, с правой стороны на левую.
«Как же серо и тоскливо все вокруг, а впереди, если верить доктору, еще двадцать тягучих, беспросветных лет, больше семи тысяч таких же, как этот, бесплодных дней», – подумалось ему. А на улице, как назло, мерзко светит солнце, плавя последний унылый снег, что уже почти обнажил под собой убогую зелень весеннего двора, щедро угаженного всякими смердящими, блохастыми шавками.
Будучи не в силах смириться со своим постылым бытием, Стас, словно утопающий за соломинку, схватился за пульт телевизора. По телику шла трансляция футбольного матча «Сочи – Спартак». «Ну наконец-то! – воспарял духом болельщик со стажем. Ноги сами хотели было отнести его к балкону, где своего часа дожидалась заветная полторашка. Впрочем, не успев сделать и полшага в сторону цели, его тело дернулось, потом поникло и безвольно плюхнулось обратно в кресло. – Тьфу ты, напасть…»
Смотреть тягомотный матч на сухое горло Стасу было омерзительно. Какие-то сонные мухи хаотично ползали по экрану то в одном, то в обратном направлении: «Надо же ведь какая скука. А ведь кто-то, чтобы сходить поглазеть на это убожество, немалые деньги отдает». Так и не дождавшись, чем закончится матч, он забылся беспокойным, тяжелым сном.
Проснулся, когда на улице уже начало темнеть. Дома никого не было, если не считать спаниеля, который глухо кашлял в углу.
Стас потянулся к выключателю, но тот в ответ только выпал из своего гнезда и заискрил.
«Непорядок, – мелькнула у него вдруг шальная мысль, – стоило бы исправить».
– А тут еще и проводка дрянь, того и гляди коротнет, – сказал он, задумчиво глядя на желтый обвисший провод, лианой ниспадавший с потолка. – Да, кстати, неплохо было бы и карниз укрепить, потом замок на двери в туалет давно уже под замену просится, а то ведь открывается через раз. Когда-нибудь эдак и не добежишь.
И так неспешно, шаг за шагом, Стас обошел квартиру, повсюду приглядываясь, принюхиваясь, надавливая руками, проверяя все на крепость, целостность и устойчивость. По мере проведения контрольного обхода количество объектов, требующих приложения его сил, увеличивалось, а в ноздри Стасу тонкой струйкой потянуло едва ощутимым ароматом жизни.
Через полчаса у него на руках уже был список неотложных мужских дел, в том числе:
– укрепить ножку у дивана, что охромел после одного уникального события, о котором Cтас уже столько лет вспоминает с гордостью: «Были и мы рысаками!» Сейчас за горизонтальность этого предмета первой необходимости отвечает А. С. Пушкин. Точнее трехтомное собрание его сочинений, нашедшее свое пристанище у диванного изголовья;
– прочистить наконец «задохнувшийся» вентиляционный короб. Иначе даже зимой курить на балкон приходится выходить. Это, наверное, после того, как он туда однажды ведро с мусором вынес, перепутав вентиляцию с мусоропроводом. Совершенно случайно, разумеется;
– демонтировать детскую кроватку и убрать новогоднюю елку;
– ну и остальное там, по мелочи…
Только-только успел Стас вытянуть из-под кресла ящик с инструментами, чтобы провести там ревизию, как услышал за спиной кашель. Обернувшись, обнаружил перед собой застенчиво переминающегося с лапы на лапу спаниеля, без особой надежды смотрящего на своего хозяина грустными слезящимися глазами. Нет, оно-то понятно, конечно, почему переминающегося, и ясно, отчего собачьи глаза такие печальные. За все время Стас, кажется, всего пару раз выводил его по делам, да и то, когда шел за пивом.
– Ну что, пошли, что ли? – неожиданно для себя произнёс Стас и накинул на плечи куртку.
«Издеваешься?» – недоверчиво покачал головой спаниель, но на всякий случай все же сбегал за поводком.
Уже спускаясь по ступенькам, Стас почувствовал, как в кармане его брюк встрепенулся телефон.
– Это доктор вас беспокоит, – услышал он через мгновенье, и все внутри у него оборвалось, вот прямо так, как вчера на приеме: «Ох, не к добру это».
– Тут у меня для вас есть две новости, Станислав Николаевич. Причем одна из них вполне хорошая.
– Начинайте с плохой уж…
– В общем, принесли мне сейчас уточняющую анамнез биохимию. А она возьми и покажи, что там не просто гепатит, там цирроз уже вовсю развивается.
– Вот оно даже как? – растерянно пробормотал Стас, ища глазами, куда бы ему прислониться. – Но у вас, если я не ошибаюсь, еще и хорошая новость была.
– Ах да, чуть ведь не забыл. Как оказалось, это не ваши анализы, батенька.
– В каком это смысле не мои? – опешил Стас.
– В прямом. Вы же у нас Сидоров С. Н.?
– С. Н.
– Вот именно, – голос доктора радостно звенел в эфире. – А тот Сидоров, у кого цирроз, – В. Н. Чувствуете разницу? Извините, очень уж распространённая у вас фамилия оказалась, а у меня близорукость – минус три.
– Так, что же это, получается, я сейчас как бы могу…?
– Можете, – донеслось из трубки, – но все равно не слишком увлекайтесь, а то скоро закончите, как В. Н.
Окончание фразы Стас уже не расслышал. Дернув за поводок спаниеля, он направил его в сторону ближайшего магазина. Небо на улице к тому времени заволокло симпатичными черными тучами, и поднялся приятный, освежающий шквалистый ветер. Едва сдерживая рыдания, Стас подставлял счастливое лицо благодатным струям хлесткого дождя, что обрушился на него вперемешку с зарядами ласкового мокрого снега. Стасик воскрес.
Семейный ужин прошел, как обычно, – шумно, гармонично, весело. Куриные котлеты были приняты мужской аудиторией весьма благосклонно, яичница же с сыром вообще удостоилась гран-при.
Перед тем как начать подготовку ко сну, Стас упал в свое любимое кресло, лениво запнув под него коробку с инструментами, и потянулся к пульту телевизора, чтобы нащелкать свой любимый «Матч ТВ».
– Ты ничего во мне не замечаешь, котик? – спросила супруга, присев рядом с креслом на корточки. Выгнув спину, она смотрела на Стаса снизу вверх преданными круглыми глазами, едва не высунув язык от невероятного старания произвести позитивное впечатление.
Тот сфокусировал блаженный взгляд на жене и присмотрелся к ее очертаниям. Ах, вот оно что!
Оказалось, что та успела сделать отчаянную ультракороткую стрижку и наложить суровый макияж, который теперь выгодно подчеркивал квадратуру ее нижней челюсти. Мощную шею искусительницы сейчас обвивало колье со стразами, висевшими аж в три ряда. Несмотря на то, что в своем обновленном имидже она теперь больше походила на ухоженного откормленного мопса, нежели на прекрасную одалиску, Стаса это не остановило. Проведя рукой по весьма приятным на ощупь складкам на ее спине, он, немного смущаясь, предложил:
– Ну, ты это, давай примеривай свой пеньюар, что ли…
На следующее утро Стас с Коляном отправились на рыбалку.

ИСПЫТАНИЕ ЧИНОВНИКА

– Ну все, кажется, еще одну осилил. – Секретарь государственной гражданской службы второго класса Родион Рассольников облегченно вздохнул и, отложив в сторону наконец-то дочитанный роман «Преступление и наказание», протер красные от напряжения глаза. Что ни говори, а повышение культурного уровня дается ему совсем нелегко. Если «Каштанка» усвоилась его организмом еще туда-сюда, то с гоголевским «Ревизором» пришлось основательно попотеть. А Достоевский, тот так вообще довел Рассольникова до полного нервного изнеможения. Бросив случайный взгляд на книжный шкаф, Родион мелко вздрогнул. Ведь там на полке, отражая солнечный свет пыльными книжными корешками, его уже вовсю заждались Аксаков, Бабель и Мандельштам. Нет, прямо издевательство какое-то! Впрочем, что тут поделаешь. Такова установка руководителя департамента, при котором Рассольников почитай уже лет десять как отвечает за одно очень важное направление – следит, чтобы во всех принтерах была заправлена писчая бумага и своевременно обновлялся график дежурств в выходные и праздничные дни. Хотя, разве это установка – блажь, прихоть одного недалекого самодура с завышенной самооценкой.
Когда Рассольников принес ему на согласование свой свежесверстанный график, где ошибочно, а следовательно, вовсе даже не нарочно, подписался секретарем первого класса. Ну задумался слегка, замечтался. Приличный человек на такую ерундовину даже внимания не обратит. Так то же ведь приличный…
– В секретари первого класса, гляжу, намылились. Не рановато ли собрались? – поинтересовался тогда глава Департамента с издевательской ухмылкой на круглом, как у филина, лице.
– Простите, случайно вышло – торопливо заблеял резко вспотевший Рассольников. – Больше не повторится, замечтался я что-то.
– Скажите уж лучше – размечтался.
– Я исправлю…
– Не сомневаюсь. И уж заодно тогда поправьте: «в течение» пишется через «е». А старорежимное «заместо» уж извольте поменять на «вместо». Не в Приказной избе служите. Да, кстати, на тот случай, если вам вдруг еще размечтается… – директор оторвался от изучения бумаги и презрительно посмотрел на подчиненного поверх очков. – Тут мое мнение остается неизменным: либо вы повышаете свой культурный уровень до приемлемого, и тогда, может быть, – заметьте: «может быть» – я переведу вас в первый класс…
– Либо? – не удержался от вопроса несчастный клерк, кусая губу.
– Либо через мой труп, – жестко резюмировал босс.
Рассольников тогда стоял, как школяр на педсовете, и глупо улыбался, чтобы только не расплакаться.

Нет, такое не забывается. Впрочем, как и все остальное. Вон взять, к примеру, Петрочинина. Они же с ним вместе пришли сюда из областного хозяйства. А он теперь кто? А он советник уже давно. Нагрудный знак и медаль имеет. И не здоровается почти. А я теперь кто? Правильно – никто. Кем был, тем и остался. Секретарь, прости Господи, да и то не первого класса. А все почему? А все потому, что для кого-то культуры у меня, видите ли, недостаточно.
Нет, такое не забывается. В общем, много к «их сиятельству» накопилось вопросов у него за эти десять лет. Опять же – командировки. Помолчим про Вену и Милан. Куда уж нам с нашим свиным-то рылом. Но, в конце концов, есть же вполне себе приличные внутренние туристические маршруты: есть белые ночи в городе на Неве, бархатный сезон в Сочи или в крайнем случае всесезонное Золотое кольцо. Щас. А Петрочинин тогда на что? Однако если понадобится вдруг комаров покормить, грязь помесить или пропасть еще в каком-нибудь краю, где на дужку унитаза сесть боязно, то вот же он – Рассольников, к вашим услугам. Требуется повесить на кого-то ненормированный рабочий день или отпуск в декабре? А где тут наш жалкий, безотказный, глупо улыбающийся Рассольников?
«Ну почему, почему одним все – милости, чины, награды и отпуск в июле, причем просто так, за здорово живешь, – рассуждал он, обжигаясь горячим кофе, – а другим – «Только через труп». Ну чем я хуже? Я тоже, в конце концов, право имею…»
Блуждающий, растерянный взгляд Родиона упал на томик Достоевского. Интересно, а смог бы он, Рассольников, тоже… – тут его прошиб холодный пот. Ладони стали липкими, а в животе мерзко заурчало… – доказать свое право? Способен ли он на настоящий, дерзкий поступок? От такой рефлексии Рассольникова сразу же зазнобило.
Остаток дня он ходил сам не свой, все валилось из ватных рук. Даже традиционный субботний интим с супругой не восстановил его душевное равновесие. Да и не вышло никакого интима-то, откровенно говоря. Ведь сейчас вся сердечно-сосудистая система Рассольникова в приоритетном порядке снабжала кровью его мозг, который сверлил только один вопрос: «Тварь я дрожащая или право имею?»
Стоя в душе, пытаясь избавиться от пронзающего его плоть колючего холода, он все время добавлял горяченького, пока на него не полился чистый кипяток. Но Рассольников его почти не ощущал: «Тварь я дрожащая или, может быть, право имею? Или все-таки тварь? Вот в чем вопрос».
И тогда он принял решение.
В течение следующего дня Рассольников был сильно занят. Во-первых, разместил объявление на АвтоРу, и уже спустя несколько часов перекупщик уехал на его старенькой «Ауди». Потом перетряхнул все заначки. Вечером, пересчитав собранный таким образом урожай, он вздохнул, после чего половину положил в тумбочку супруги: «Надеюсь, она меня поймёт». Подумав малость, положил еще четверть сверх того и накрыл все сберкнижкой на предъявителя: «Теперь уж точно поймёт».
Осталось только позаботиться о завтрашнем визите к руководству. Рассольников открыл ящик трюмо: «Так, что у нас тут интересненького: топорик, пачка писчей бумаги, опасная бритва…» Было уже ближе к полуночи, когда Рассольников вытащил из пачки лист бумаги и, тихонечко прикрыв дверь в спальню, где сопела ничего не подозревающая жена, сел за стол и начал писать.

На следующий день ровно в девять Рассольников уже стоял у двери с табличкой «Директор Департамента».
С непривычки его немного мутило. В слабых коленях чувствовалась предательская дрожь.
– Ну, с Богом…
Пропустив мимо ушей истошные вопли секретарши, Родион дернул на себя дверную ручку левой рукой, потому как правую ладонь он держал за отворотом пиджака, рядом с сердцем. Его пальцы обжигались об острые края предмета, посредством которого он должен будет сейчас всем доказать, что он, Рассольников, тоже право имеет. Сейчас, сейчас… Он покажет этому самовлюбленному упырю, кто такой Родион Рассольников.
«Упырь» между тем, блаженно развалившись в кресле с чашечкой утреннего кофе, раскладывал пасьянс «Косынка» и мурлыкал что-то под нос из «Шербургских зонтиков».
– Вы ко мне? Я вас вроде не вызывал, – ошарашенно вскинул он брови, узрев у себя в кабинете постороннее и к тому же совершенно не влиятельное лицо.
– А если я к вам по собственной инициативе? – дерзко ответил Рассольников, не вынимая руки из-за пазухи.
– Да вы с ума сошли, выйдите немедленно и запишитесь на прием, как полагается. – Директор аж привстал, чуть не опрокинув свой кофе, то ли от возмущения, то ли пораженный наглостью не прошенного визитера.
«Ты смотри, как завелся, удивлен, наверное. Погоди, то ли еще будет. Или, может быть, дать ему еще один шанс? Последний. Да, пожалуй, так тому и быть».
– Хоть вы этого и не вполне заслуживаете, но у меня к вам есть предложение. Нет – ультиматум. Либо вы немедленно производите меня в секретари первого класса и предоставляете ежегодный отпуск в июле… либо – Рассольников осекся и замолчал, пытаясь унять нервную дрожь.
– Либо что? – в голосе шефа впервые послышались тревожные нотки. Они стояли друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки. Голиаф и Давид, нет, скорее Слон и Моська. Большой, грузный, статный самоуверенный шеф и ледащий, болезненного вида маленький клерк, которого половина департамента даже и не вспомнит, как зовут.
– Ну, давайте выкладывайте уже. Неужто вы меня убьете?
Рассольников зажмурился: «Видит Бог, я этого не хотел!»
– Либо вот. – И, сделав над собой невероятное усилие, он резким движением достал из-за пазухи… лист плотной бумаги.
– Что это еще за фокусы, – с недоумением повел бровью директор и брезгливо взял в руки протянутый ему листок формата А 4.
На бумаге неровными буквами было выведено: «Прошу освободить меня от занимаемой должности по собственному желанию… Рассольников Р. В.»

ЧУР МЕНЯ

Под утро депутату Государственной Думы шестого созыва Тяпкину Герману Степановичу приснился дурной сон. Впрочем, поначалу он показался ему вовсе не дурным, а скорее даже занимательным.
Мужчине привиделась его теща – приснопамятная Маргарита Поликарповна, которая на тот момент уже лет десять как покоилась в черте Котляковского некрополя, что на юге Москвы. Предстала она перед ним в простом домотканом крестьянском платье и в затертых галошах на босу ногу. Рядом с ее силуэтом чернело неработающее окошко кассы Московского метрополитена. У нее за спиной, повиснув в воздухе, раскачивалась, как бы от ветра, прозрачная дверь с белым трафаретом «Выхода нет».
– Чему обязан, мама? – поежился он, ибо утром в метро было весьма прохладно.
– Сегодня у тебя ответственный день, Герман, – подойдя поближе, сказала она ему, строго глядя в глаза, точно так же, как в золотую пору его молодости, – рассмотрение законопроекта о повышении пенсионного возраста наших граждан.
В ответ зять кивнул, не отводя от нее недоверчивого взгляда.
– Ну да, есть такое дело, а к чему вы это, собственно, ведете? – инстинктивно насторожился он.
– Ты непременно должен проголосовать против, слышишь? – покойница поправила на голове ситцевый платочек и, многозначительно прищурившись, добавила: – Иначе тебя в преисподней черти на сковородках жарить будут, Гера.
– Какие еще черти? Скажете тоже, мама. Ада нет. Вы же меня сами в этом не раз убеждали, помните? – попытался он было возразить нечаянному видению.
– Вот потому-то я и здесь, – Маргарита Поликарповна недовольно поморщилась и махнула рукой в сторону двери.
– Где это здесь? – удивленно переспросил Герман и проснулся.
Стирая с лица липкий пот, Тяпкин с трудом попал ступнями в тапочки и потопал на кухню. Там он залпом запустил в себя один за другим два стакана ледяной воды и наконец перевел дух.
– Нет, приснится же чушь такая. На дворе двадцать первый век. Эх, мама, мама… Стоп, а откуда тогда она узнала, что сегодня предстоит голосование по пенсионной реформе, а? – депутат вздрогнул и сел на стул. Мало того, у нее, как и раньше, явно прослеживаются левые политические взгляды. А если это не такая уж и чушь? И там взаправду что-то есть? Он посмотрел на сковороду, забытую с вечера на конфорке, и поежился. Вот если бы точно знать.
Неожиданно ему на ум пришла спасительная идея – надо пойти попытаться доспать, все едино четыре утра, а там, как повезет, может, и удастся прояснить с тещей данный деликатный вопрос. «Хотя какой теперь уже сон…» – начал было сомневаться Герман.
Однако не успел он сомкнуть веки, как ему опять явилась покойная родственница. Сейчас она была одета в строгий деловой костюм от фабрики «Большевичка», на лацкане которого висел значок «Почетному энергетику города Саратова».
– Ну что, Гера, надумал?
– Да я и рад бы, но, в сущности…
– Не увиливай от ответа, ты же знаешь, что я это не люблю.
– Ну да, – смутился он. – Как будто там от меня что-то зависит. Ничего. Голос единицы, знаете ли, тоньше писка. Решение все равно уже принято. И кому сдался в таком разе этот мой оппортунизм?
– Он сдался в первую очередь тебе, Герман.
– Откуда вам знать, Маргарита Поликарповна, что мне нужно? – депутат даже не заметил, как начал по привычке раздражаться. – И потом, как вы себе все это представляете? К черту партийную дисциплину, значит, да? А карьера, а две ипотеки, а уважение, вы об этом хотя бы подумали, мама? Ну конечно же, нет! Куда уж вам. Вы же, как его, призрак, фантом, дух. Легко советовать, когда тебе уже все без надобности, – тут он осекся, – извините за прямоту, конечно.
Теща в ответ только сурово качала головой. Он понял, что ничего от нее на повышенных оборотах не добьется. Нет, тут надо попытаться договориться, прийти к консенсусу, так сказать.
– Слушайте, а может мне сказаться больным? Температура там, слабость в ногах, першение в горле…
– Не проскочит, – продолжала качать головой тень Маргариты Поликарповны. – Ты должен проголосовать против, это твой единственный шанс, зятек.
– Но, мама, вы же меня без ножа режете. Хоть поговорите там с руководством, что ли, пусть войдут в мое положение. Что вам стоит, маманя, вы же всегда были такой искусный дипломат, большой политик, – стал канючить он, пытаясь надавить на ее жалость и самолюбие одновременно, – для вас наверняка сделают исключение…
– Эх, Гера, Гера. Ничуть не изменился, – ответил призрак, удовлетворенно покраснев. – Ладно уж, подожди чуток, сейчас сбегаю – посоветуюсь.
И теща, лопнув, словно мыльный пузырь, исчезла из его поля зрения. Вернулась она таким же образом через секунду, хотя ему показалось, что он ждал вечность.
– Слушай внимательно. Ты был прав. Мне пошли навстречу, – самодовольно произнесла она. – Действительно, есть один ритуал очищения для таких случаев. Но исполнять его надо в точности. Записывай, хотя, о чем это я, – запоминай.
– Попытаюсь, – воспрянув духом, приготовился депутат. – Только вы это, если можно, помедленней.
– В общем, так, – начала инструктаж усопшая родственница, – перед тем как приступить к голосованию тебе надо три раза сплюнуть через правое плечо, после чего трижды произнести заклинание и уже потом, закрыв глаза, ты можешь смело жать левой рукой на нужную тебе кнопку. Все ясно?
– Понял, – кивнул он нетерпеливо, – закрыв глаза, левой рукой, заклинание. Хотите сказать, что еще и текст есть? Так что же вы стоите тогда, диктуйте.
В ответ она, заговорщицки понизив голос, произнесла с чувством, с толком и с расстановкой: «Чур меня, иже еси, во веки веков, аминь».
– И что, полагаете сей набор слов действительно спасет меня от всей этой вашей демонятины? – засомневался он.
– Раньше всегда помогало. Милюков и Гайдар, по крайней мере, не жаловались. Но только при одном условии – если выполнить все в точности. А теперь, зятек, прощай, – промолвила она и, сделав ему ручкой, вышла сквозь дверь с белым трафаретом. – Только помни, все в точности! – донеслось до него.
Весь день Герман Степанович ходил под впечатлением от прошедшего визита: «Чур меня, иже еси, во веки веков, аминь», – бубнил он, наступая всем на пятки и задевая плечами. После плотного обеда ноги сами привычно принесли его в зал заседаний. Заняв место в партере, он, вместо того чтобы вздремнуть, как мантру повторял про себя: «Три раза через левое плечо правой рукой…»
Наконец до его слуха донесся голос спикера: «А теперь, товарищи, приступим к голосованию».
Значит, приступим. Самое время сплюнуть через правое плечо. Ага, сплюнешь тут, когда во рту совсем пересохло. Где-то тут был стаканчик.
Прополоскав рот минералкой, Герман приступил к исполнению тещиного наказа. «Значит, говорите, мама, через левое плечо…»
– Ой, простите, я не на вас хотел…
Нет, подожди, вроде надо сплюнуть через правое плечо и потом уже левой рукой….
– И не на вас….
«Левой рукой нажать на правую кнопку. Правой рукой на левую кнопку, – бешено роилось у него в голове. Господи, да как же все это сложно. Ну да ладно – Бог не выдаст, свинья не съест».
Закрыв глаза, он стал бормотать: «Чур меня, иже еси, во веки веков, аминь…»
Наконец, трижды произнеся заклинание, избранник с размаху опустил деревянный от напряжения указательный перст на заветную клавишу.
Когда он открыл глаза, на электронном табло уже мерцали голубоватым светом итоговые цифры. Законопроект был принят практически единогласно.
Несмотря на то, что он сделал все как надо, в соответствии с технологией, спущенной свыше, на душе у народного избранника все равно было как-то неспокойно. Как будто кошки в нее скопом нагадили.
Наконец он понял, что еще надо предпринять. Чтобы уж наверняка очиститься, с гарантией.
Вылетев пулей из зала заседаний, Герман, даже не удосужившись подняться к себе в кабинет, поспешил в храм на Пречистенке, где поставил на канун сразу тридцать толстенных свечей, по тысячу рублей каждая. «Не, ну теперь-то уж точно дело в шляпе», – сказал он себе, перекрестившись почему-то на свечной ящик.
К вечеру настроение у него стабилизировалось. По дороге домой он даже сподобился зайти в ресторан, где с аппетитом откушал бефстроганов с солянкой и послушал живую музыку. После чего под сорочкой у него стало совсем свежо.
– Домой, Егор, – кивнул он водителю, выйдя из увеселительного заведения.
Дома он первым делом плеснул себе сто граммов и выпил их залпом. Потом, машинально нащупав пульт, включил телевизор. Шла вечерняя программа новостей. Диктор – симпатичная девушка, вещала будничным голосом: «Сегодня на пленарном заседании Государственная Дума практически единогласно поддержала инициативу Правительства РФ о повышении пенсионного возраста населения. Единственным депутатом, проголосовавшим против принятия законопроекта, был Тяпкин Герман Степанович…»
– Ну и осел ты, Тяпкин, – весело мелькнуло у Германа в голове. – Хотя позвольте… Какой-такой еще Тяпкин? В смысле, это я, что ли!? – не сразу дошло до него.
И тут ему стало по-настоящему жарко.
– Это какая-то ошибка, дурацкий розыгрыш, ведь левой же рукой правую кнопку. Или все-таки правой рукой левую? – он ослабил галстук и расстегнул ворот. Неожиданно перед глазами Германа, как наяву, встал образ безудержно смеющейся родственницы. При этом она глубоко приседала и била себя по ляжкам.
– Да заткнитесь вы уже, мама! – не выдержав, прорычал он. Но та все равно не унималась. Она заливалась все громче и громче, пока наконец во весь голос не стал смеяться и сам депутат.
Вечером его увезли в клинику. По дороге он все бормотал: «Левая рука, правое плечо, чур меня, во веки, аминь…»

БОДУН-ФОРТЕ

– Опять реклама. Везде сплошная реклама. Агрессивная, вульгарная и беспощадная. Нигде от нее спасу нет. Ни дома, ни на улице, ни на отдыхе, ни на работе, ни в церкви, ни на кладбище. Ладно, если бы еще рекламировали что-то стоящее, ну или делали бы свое дело, как положено, со вкусом и фантазией. Чтоб не сразу стошнило, а достало сил пережить рекламную паузу. Промолчу уже про желание воспользоваться офертой. Но, увы, какое время – такие люди, какие люди – такая и реклама.
Не сумев сдержаться, я плюнул в мутное око давно не протиравшегося телеэкрана, откуда некий невзрачный мужичонка в спецовке, сощурив глаз, целился в меня то ли из дрели, то ли из шуруповёрта.
В момент плевка я сидел за маленьким столиком обшарпанной забегаловки, что через дорогу от моей работы, и не спеша потягивал вторую чашку крепкого кофе. Это был, собственно, весь ланч, стандартный для меня в последнее время. Только вы не подумайте, что я жлоб или борюсь с ожирением. Просто мало кому понравится на излете четвертого десятка отслюнивать половину зарплаты за съёмную халупу вместо того, чтобы, как люди, войти наконец-то в ипотеку и начать новую жизнь – жизнь индивида, свободного от обременительных финансовых обязательств, ну или почти свободного. Но нужен миллион. Поэтому сейчас передо мной стоит цель. И эта цель уже близка. Мне осталось недообедать на восемьдесят тысяч пятьсот рублей, и тогда я зажму в своей руке заветные ключи от собственной квартиры. Ну, или почти собственной.
Мужика в телике тем временем сменила какая-то полуголая непотребная тетка. Она сидела на унитазе и воодушевленно рекламировала средство от запоров.
– Стыдобища. Нет, ну надо же так совесть потерять, – пробормотал я. – Житья от вас уже не стало, олигофренов…
– А ты, гляжу, Леха, все такой же брюзга, как и пятнадцать лет назад, ничуть не изменился, – раздался над моей головой знакомый, но хорошо забытый голос с хрипотцой, а-ля Джигурда. Я обернулся и не поверил своим глазам. На меня с ироничным прищуром смотрел, нет, не Джигурда, конечно…
– Толик? Толик Петров? Вот так встреча! – вскочил я со стула, словно уколовшись о гвоздь. – Ты-то каким ветром здесь?
– Попутным, брат, попутным.
Толик Петров – это мой студенческий приятель. В далеком прошлом нас с ним невозможно было разлить ни водой, ни тем более крепкими напитками. Столько планов было тогда построено, а еще больше за них выпито. Эх, золотое время. Правда, лет десять, наверное, не общались уже. И тут на тебе, такой приятный сюрприз.
– Ну-ка поворотись-ка, сынку, – радостно хлопнул он меня по плечу. – Чтой-то ты похудел, цвет лица ужас какой желтый. А тебе известно, – кивнул он на пустые чашки, – что кофе в таких количествах убивает лошадь скорее, чем капля никотина? Ну, давай уже, рассказывай…
– Что, что рассказывать?
– Все рассказывай как есть. Давно женился? Она блондинка или брюнетка? Сын или дочка? На работе ценят, задвигают?
– Жениться пока не успел, мне бы пока с квартирным вопросом разобраться. А работаю тут, собственно. В смысле, неподалеку, – поправился я, заметив его удивлённый взгляд, – по торговой, в общем, части.
– Доволен?
– Как тебе сказать. Свои пятьдесят тысяч, конечно, в месяц имею. Но, если честно, хочется больше. – И я, вздохнув, поведал ему о своих сложных взаимоотношениях с ипотекой.
– Понимаю, понимаю, – задумчиво потянул он, после чего глаза у него полыхнули кошачьим блеском.
– Во сколько у тебя шабаш сегодня? Значит, едем ко мне на дачку. В такую пятницу грех не отметиться. Ты иди дорабатывай, а я тем временем тоже кое-какие дела свои закруглю. Но в пять чтоб стоял у остановки.
Я открыл было рот.
– И, кстати, – посмотрел он на меня строго, – возражения не принимаются. К тому же здесь недалеко. Сейчас позвоню, мангал приготовят.
Я, услышав про мангал, сглотнув слюну, молча кивнул.
Ровно в пять я уже курил у остановки, когда рядом бесшумно остановился золотистый «Порше» с элитными номерами. «Этот-то что еще забыл в нашем «Пошехонье»? Заблудился, поди, бедолага», – усмехнулся я и устремил свой взгляд в переулок, откуда, по моему мнению, должен был вот-вот появиться Толян.
– Ну и долго вас еще ждать? – из-за приоткрывшегося окошка шикарного транспортного средства до меня донесся голос Джигурды. – Садитесь уже, барин. Карета подана.
У меня внутри прямо-таки все перевернулось. Ни хрена себе живут некоторые! Правда, уже через пару мгновений мое тело, утонув в кожаном сидении «небесной колесницы», расслабилось и забыло о произошедшем с ним потрясении.
За болтовней о всяком-разном я даже не заметил, как шлагбаум пропустил нас на территорию закрытого поселка с забавным названием «Кукушкина плешь». А еще через минуту машина затормозила у въезда во владения Петрова, где нас, как оказалось, уже встречали:
– Анатолий Георгиевич пожаловали, – рослый мужик в темных очках, ослепительно улыбаясь, бросился навстречу автомобилю и предупредительно открыл водительскую дверцу.
– Отгони авто в гараж, Костик, – сказал Петров, кинув ему ключи, – а мы с другом пешком пройдемся, кислородом грудь наполним, аппетит нагуляем.
– Мажордом, охранник, садовник, ну и вообще, – бросил он небрежно, увидев, как я проводил нового водителя крутой тачки недоуменным взглядом.– От бывшего хозяина усадьбы в наследство достался.
– Чудеса в решете! – екнуло у меня внутри во второй раз.
Но, как оказалось впоследствии, это были далеко не все чудеса, которые ждали меня у Петрова. Главные эмоции были еще впереди.
Когда мы миновали ворота, я очутился… как вам сказать, если не в раю, то уж точно в его предместье. Сначала глазам моим открылась лужайка, которая могла бы использоваться хозяином в качестве площадки для гольфа или, на худой конец, для проведения чемпионата области по футболу. Посередине ее бил фонтан навроде «Дружбы народов», не исключено, правда, что слегка поменьше в диаметре. Вместо советских тружениц его окружали какие-то античные богини, то ли музы, то ли вакханки. От ворот до жилища Петрова, обнимая собой старый пруд с гигантскими кувшинками, вела вымощенная брусчаткой аллея, вдоль которой «паслись» аккуратно подстриженные рододендроны и низкорослые хвойники.
Сам двухэтажный дом, занимаемый Петровым, был возведен в английском стиле и утопал в зелени платанов и пятиметровых туй. Обвитый плющом фасад из темно-красного состаренного кирпича украшали несколько колонн, за которыми спрятались рельефные многосоставные окна. Над мансардой, покрытой натуральной черепицей, возвышалась массивная каминная труба. Мы поднялись по двум пролётам мраморной лестницы, миновав пару сторожевых гранитных львов, вальяжно разлегшихся у ее подножья. Все увиденное ввергло меня в глубокую задумчивость, граничащую с трансом.
Прийти немного в себя мне удалось лишь в гостиной, когда в спину отрезвляюще дохнуло жаром из огромной каминной топки. Я вздрогнул и опрометчиво стал озираться по сторонам. У меня потемнело в глазах от обилия кричащей роскоши – лепнина, обрамляющая воспроизведенные на потолке библейские сюжеты, позолоченные двери с ручками из красного мрамора, резная итальянская мебель, дорогой фаянс. Моя голова снова закружилась, и я, покачнувшись, едва не присел на паркет из палисандра.
– Можно воды?
– И воды можно, и даже кое-чего покрепче. Или ты думаешь, я своего друга сюда только у камина погреться пригласил?
Тут я не удержался и задал давно уже мучивший меня вопрос.
– Слушай, а ты кем по жизни-то будешь, все не решаюсь тебя спросить? Наркоделец, оружейный барон или, быть может, в пенсионном фонде работаешь? Если не хочешь, конечно, можешь не отвечать.
– Увы, все гораздо прозаичней, – рассмеялся он. – Я всего лишь успешный инвестор. Спекулянт, в общем. Живу, так сказать, на нетрудовые доходы от разных бумаг, ценных и не очень. Есть время покупать – есть время продавать, и ты на коне. А сюда въехал буквально на днях, удачную сделку провернул. Еще вещи даже не успели разложить, в гараже пылятся. Пока жена с дочкой на Мальте отмокают, я решил тут обжиться, в порядок хозяйство привести.
– Значит ли это, что можно выпить за новоселье? – тактично напомнил я о его последнем обещании.
– Нужно, – сказал он, отвинтив головку у бутылки с надписью «Абсолют», – пока шашлык готовится, пойдем дом тебе покажу. Там у меня будет оранжерея, тут я хочу себе спортзал оборудовать, одышка, видишь ли, одолела от такой жизни сидячей, а вот здесь…
– Погоди, погоди. А можно поподробнее про нетрудовые доходы? – перебил я его неуверенно. Эта тема, как вы помните, меня в последнее время особенно занимала.
– Изволь, дружище.
Усадив меня на антикварный, обитый гобеленом диван, он начал пространно рассказывать про депозиты, ставки, курсы, котировки, биржевые индексы. Убедившись по моим глазам, что я так ничего и не понял, он засмеялся и махнул рукой.
– Расслабься, пятьдесят тысяч, по большому счету, тоже неплохие деньги.
В принципе я был готов с ним согласиться. Однако непринужденная обстановка, шикарные интерьеры и третья рюмка на голодный желудок сделали свое дело.
– Ну уж нет, давай расскажи мне что к чему и как оно так. Чтобы все это, и то, и столько! В общем, я хочу как ты.
– Даже, право, не знаю, что, Леха, тебе посоветовать… – он задумался и почесал нос. – Самому тебе лезть в эти игры точно не следует – обожжёшься. Тут посредник нужен. Поэтому начни-ка. Ну, вот хотя бы с них… – взмахнув рукой, он извлек откуда-то глянцевую брошюрку: – Есть такой финансовый брокер «ИнВеста». Не слышал? Хотя, о чем это я.
Толик заметно воодушевился. Рад, видно, что нашел способ, как не отказать в помощи старому приятелю, с одной стороны, не прилагая при этом излишних усилий, с другой.
– Я, кстати, тоже с ними начинал работать в свое время. Ребята толковые, политика инвестирования у них агрессивная, но с умом. Сейчас на подъеме. И что немаловажно, там самые привлекательные предложения на сегодня – до тридцати процентов годовых по ценным бумагам тебе точно обеспечат. Потом Толян рассказал, на каких условиях лучше вкладываться, в какие проекты можно лезть, а куда пока не стоит.
– На, держи, не потеряй, – протянул он мне свой буклет. – Ну и обращайся, если что.
Тут в дверях раздался негромкий, тактичный кашель. Это мажордом принес нам стейки из осетрины и большое блюдо с овощами на гриле.
На следующий день я уже сидел за столиком в офисе брокера «ИнВеста», который, как оказалось, располагался всего в десяти минутах езды от моей работы, и подписывал договор инвестирования на миллион, ну или, если быть совсем точным, на девятьсот двадцать тысяч рублей.
– Вы приняли грамотное решение. Вижу руку опытного игрока на финансовых рынках, – улыбнулась мне симпатичная девушка-менеджер.
– Если бы. Подсказал один хороший человек. Друг юности, – гордо, признался я, – он, кстати, в прошлом с вами тоже работал. Сейчас сам рулит.
– Ну, тогда не удивительно. У вас замечательный друг, вы должны быть ему благодарны.
А она ведь права, – думаю, – действительно, поблагодарить бы надо человека. И тут понимаю, что за всей за этой кутерьмой я забыл у него телефон спросить. Ну не бестолочь ли! Хорошо, что хоть адрес знаю. Заеду-ка, думаю, в Кукушкину плешь. Заодно отметим с ним мою первую сделку. Не забыть бы только бутылочку коньяка прихватить.
Через сорок минут я уже был во вчерашнем коттеджном поселке и жал кнопку видеофона. Долго, надо признаться, пришлось жать. Наконец вспыхнул синим светом экран и показалась заспанная голова Костика. Только вид у нее был не настолько любезный, как накануне.
– Кого еще тут?
– Кликни хозяина своего, – улыбнулся я в объектив как можно шире, – скажи ему, что это Леха. Мы вместе с ним тут вчера твоим шашлыком закусывали, помнишь?
– Скажешь тоже – хозяин. Хозяев отменили в семнадцатом. – Костик зевнул так широко, что продемонстрировал мне свои гланды.
– А скоро ли будет? Я, если что, и подождать могу.
– Ладно, постой, щас гляну. – Он стал рыться в каком-то талмуде, – тэ…ак… Смена старшего финансового консультанта Анатолия Петрова была, значится, вчера. Следующее его дежурство в Профессиональной Инсталляции «Красивая жизнь» будет теперь, секундочку, в четверг. Вот тогда и приезжай, паря. Хотя, я слышал, в этом месяце он уже план по привлечению инвесторов выполнил, поэтому не факт, что объявится, может и выходной возьмет.
По мере того как мужик делился со мной информацией, шансы вашего покорного слуги на сытую безоблачную жизнь, на шикарный особняк с туями и с таким же вот предупредительным мажордомом таяли как мороженое на солнцепеке. Но это еще не самое ужасное. Коварство, вероломство ближнего – вот основная причина обрушившегося на меня уныния. Каков Толян! Каково его гостеприимство! А обнимашки, а тосты за нашу молодость, за наше студенческое братство? Получается, все это было не настоящим, фиктивным, равно как и бутафорская обстановка домашнего очага товарища старшего консультанта.
– А как ваша компания называется, – зачем-то спросил я, хотя уже почти наверняка знал ответ.
– Так это… «ИнВеста» мы.
Больно, конечно, это признавать, но я повелся на банальный рекламный трюк. Хотя, где уж там банальный – эффектный, тонкий и искусно срежиссированный. Тут я вспомнил телик в кафе и мужика с шуруповертом. «Ну что, милок? – укорил я себя. – Ты же сам хотел красивую рекламу. Считай, что твое желание исполнилось. А теперь расслабься и получи удовольствие».
По дороге домой я заскочил в «Пятерочку» и купил себе еще пару бутылок коньяка – если уже расслабляться, то так, чтобы с гарантией.
– Друг юности еще называется, прохвост ты, магнат недоделанный, – сопливо скулил я, сидя на кухне, отправляя в себя стакан за стаканом. – Инвестор Искариотский…
В конце концов, как и следовало ожидать, я нажрался.
А потом наступило утро. Ах, лучше бы оно не наступало. Ибо душу мою просто выворачивало наизнанку, а тело горело в адском пламени. Еще чуть-чуть и я бы, наверное, умер по-настоящему. Но тут, очень кстати, мой истерзанный мозг пронзила гениальная мысль. С трудом переставляя конечности, я поплелся, волоча за собой простыню, к шкафчику, туда, где у меня хранились медикаменты.
– Только бы была, только бы была, только бы…. Есть!
Дрожащими руками я нащупал на полке волшебный пузырек с яркой наклейкой и накапал себе со всего размаху аж половину склянки.
И, знаете, что? Через каких-то полчаса я уже вполне осознанно и адекватно воспринимал окружавшую меня действительность, а через час был и вовсе как огурец.
Теперь же, с вашего позволения, я перейду к сути своего повествования, ибо считаю своим долгом рассказать вам, друзья, о том средстве, что так быстро и эффективно вернуло меня к полноценной жизни, о настойке «Бодун-форте»:
– «Бодун-Форте» представляет собой уникальную формулу, в которую входят эссенция маринованных огурцов, вытяжка из фолликулов морской свинки, а также экстракт тины болотной, являющейся богатым источником биофлавоноидов. «Бодун-Форте» легко справится с симптомами похмелья, устранит головокружение, тремор, озноб, жажду, сухость во рту, обеспечит свежее дыхание и здоровый внешний вид. Продукция прошла радиационный контроль и освящена в Смоленской Епархии.
И все это обойдется вам в какие-то несчастные 3000 рублей, друзья. Согласитесь, довольно смешные деньги за возможность перебрать без катастрофических последствий.
Если вы уже не сомневаетесь, что «Бодун-Форте» является вашим исключительным шансом на нормальную жизнь после перепоя, если у вас остались вопросы относительно применения данного средства, то смело обращайтесь ко мне, либо заходите на сайт – «Бодуну.нет», а также звоните на бесплатный телефон нашей горячей линии: 123 456 789.

Опубликовано в Бельские просторы №2, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Пономарев Александр

Родился в 1970 г. в Москве. Образование высшее техническое. Пишет в различных жанрах, в частности в иронической (сатирической) прозе, поэзии.

Регистрация
Сбросить пароль