Александр Кабанов. СТИХИ В ЖУРНАЛЕ “ПЛАВУЧИЙ МОСТ” №2, 2021

* * *

Дождик воду слил из грелок,
smart-апрель не сбрил усы,
я купил часы без стрелок,
электронные часы.

Ремешок из черной кожи,
циферблат, экран, прием:
чтоб смотреть на ваши рожи,
петь и плакать о своем.

Пусть господь воздаст по вере
мне, коту и воробью,
а пока, в пустынном сквере,
на скамейке воду пью.

Я познал чужие вина,
да скучаю по своим,
словно жду отца и сына
и опаздываю к ним.

* * *

Был оранжевый и спелый
свет на всю родную тьму,
но остался только белый –
я не знаю, почему.

Был изогнут, как подкова,
хрупкий мир – в одну хурму,
не осталось никакого –
я не знаю, почему.

Будто спирт сухой сгорают,
обещают всем писать,
слишком рано умирают,
а когда им воскресать?

Человек похож на сдачу
в память смятому рублю,
я люблю тебя и плачу,
потому, что я – люблю.

Белый свет прижался к маю,
быть вороне и стрижу,
а когда я все узнаю –
никому не расскажу.

* * *

Татьяне Ан

Сумасшедший почти на треть,
он крадется в ночи, как тать:
эту женщину рассмотреть –
эту живопись прочитать.

Притягательнее всего
будет солнечная земля –
нарисованой для него
и намазанной для шмеля.

Сколько в меде увязнет крыл,
столько в мире подсохнет ран:
здесь в полете гудит акрил,
здесь на лодке плывет роман.

Оставайтесь над ним кружить,
разбавлять золотой водой,
в старом Утрехте надо жить,
и, как водится, молодой.

* * *

Столетья лагерный скелет,
вороны – чопорный каркас,
и то, что пишется сейчас –
послание на этот свет.

На круглой бочке надпись: квас,
второе солнце братьев гримм,
и то, что пишется сейчас –
давно обещано другим.

Я твой припев, а не куплет,
ты можешь наизусть забыть,
но как меня не полюбить –
таких на свете больше нет.

Скрипит татарская арба,
и память, как спортивный жгут:
зачем атлета ждет борьба,
зачем от лета – осень ждут?

Зачем ты крылья снял с горба –
а там, вдали, звучит труба,
зовет красивая труба –
тебя – предателя, раба.

* * *

Кофе – оно, а время – не оно:
из неона во мрак уходя,
облака на экране смартфона,
а под ними – слезинки дождя.

До обеда, а дальше – кружочек –
желтый, в солнечных, тонких лучах:
мне с тобой будет ясно, дружочек,
но в начале – турнир на мечах.

Через песни макара и гребня,
не щадя пролетариев стран –
мы с тобой рождены для молебна,
для того, чтоб смотреть на экран.

Где, в предчувствии зла и распада,
бог закрыт в холодильнике smeg,
ожидаются молнии с градом,
над чернобылем выпадет снег.

Холодильник – пузатый, как кокон,
бог винтажный с небесной казной,
я в конверте храню его локон,
зуб молочный и гвоздик резной.

На экране опять проволочка –
облака, полумесяц, звезда,
не читается первая строчка –
с ударением нынче – беда.

Тоже самое с тестом и тостом,
ты так любишь ходить голышом –
с обоюдным, по-прежнему – острым,
абсолютно блестящим ножом.

Чье-то мясо с капустою тушишь,
не щадя производственных сил:
– подожди, аккуратней, задушишь…
… осторожно обнял, задушил.

* * *

Как шляпа с головы ученого,
как два затмения в ночи,
как страшный холм и печень черная,
вратарь, забивший все мячи.

И словно облаку подобное –
пустое, будто я – поэт,
замыслил цельное, удобное,
дословно – вышел винегрет.

Так мастер – делать всё впритирочку,
умелый, тщательный вполне –
оставил крохотную дырочку
в какой, не спрашивай, стене.

Её сестра – ушко игольное,
и сводный брат её – транзит,
и чем теперь, подруга школьная –
нам эта дырочка грозит?

Сквозняк, но мы и так – простужены,
кобыльей сказкой рождены,
все наши завтраки и ужины
проходят у большой стены.

И геральдические сопельки,
наматывая на кулак,
мы раздаем друг другу нобельки,
счастливые, вступаем в брак.

Природа отдохнет на гении,
союз гиббонов и макак,
союз, распавшийся в сравнении:
подобно, словно, будто, как.

Я, школьную подругу, ирочку –
здесь вспомнил, через тыщу лет:
держали дурочку за дырочку,
не веря в глубину и свет.

Сквозь стену, сквозь экран блокбастера,
благодарю за этот свет –
он не дает забыть про мастера,
которому я плюнул вслед.

* * *

Был счастлив, и в несчастье – выжил,
толкал ядро, метал икру,
самим собой на площадь вышел
и понял: весь я – не умру.

Пускай скрипит моя тренога
и трубочка пыхтит: пых-пых,
а я – расту, меня так много,
я – на глазах у всех слепых.

Всегда пустынна эта площадь:
аптека, церковь и старбакс,
(блок) у фонтана бродит лошадь,
не лошадь – чистый пастернак-с!

И все мои стихи – крамола:
фонтан на площади худел
и превратился в богомола –
в министра иностранных дел

РФ, а ты одна сидела
в старбаксе, прямо за углом,
был знойный день, и пахло тело –
двойным эспрессо и стеклом.

Любовь обрушилась, как слава,
как свод небесный под травой,
я так любил, что влево-вправо
вращал огромной головой.

Ко мне пришла на помощь кошка,
пришел читатель мой – котан,
слетала мраморная крошка
с меня, и падала в фонтан.

И сын мой – дождь, и дочка – дощадь,
и ты – ядвига из ядвиг,
а я – придумал вас и площадь,
и памятник себе воздвиг.

* * *

Аквариум торгует рыбками,
вокруг меня – стеклянный шар,
а я пишу стихи с ошибками,
и это – мой особый дар.

К примеру, отпустив товарищей –
спасать людей на зло добру,
люблю, с улыбкой всех пугающей,
затеять странную игру.

Любая даль – мечта дальтоника,
и я смотрю в любую даль,
пока в чести силлаботоника
и джина-тоника не жаль.

Земной арбуз нарезан скибками,
хвала – врачу и толмачу:
когда я не пишу с ошибками,
то я, с ошибками, молчу.

Так вот, ценой арбуза спелого,
я вижу – черное вдали,
а раньше видел только – белое:
родной, прекрасный край земли.

Там снег отпущен одинаковый,
прикосновенный, как запас,
нас предал яблочный и маковый,
но от врагов – медовый спас.

Там солнце – желтою омелою –
висит на облаке стыда,
я больше – ничего не делаю,
и ошибаюсь, как всегда.

* * *

Вот так, удачно, по касательной –
прошлась беда, костьми гремя,
я поднял палец указательный –
вверх, и сказал: храни меня.

Вокруг лежал падеж предательный:
то – геморрой, а то – содом,
и мне, на палец указательный –
надели розовый кондом.

Вначале, жизнь казалась – личною,
а смерть – в приёмные часы,
пах – пах поляной земляничною,
еще топорщились усы.

Казалось, не в любви – спасение,
а в разуме – источник сил…
…всю ночь стояли дни осенние,
когда я палец – опустил.

* * *

Знаешь, так бывает с жителем москвы:
море вымывает сор из головы,
вымывает ссоры, боль и сухостой,
ты вернёшься в горы – звонкий и пустой.

Будто медный будда, как стеклянный уд –
ты, теперь – посуда, жертвенник, сосуд,
здравствуй, бедный монька, веривший в судьбу –
можно, я тихонько, постучу по лбу?

Видишь – месяц вышел и зашёл за ум,
чтобы я услышал от тебя: бум-бум,
чтобы прежний миха, мойша, моисей –
отозвался лихо мне улыбкой всей.

Был ты – верен торе, стал – антисемит,
и чужое море в голове шумит,
ты ответь раввину, кто тебя учил:
поедать свинину из последних сил?

Знаю, злые люди сделали укол:
нарастили груди, поменяли пол,
в узенькое устье – вставили гудок,
чтоб он пел от грусти, под багрицкий-рок.

Есть такое место: море, например,
ты– моя невеста, я – твой нежный звер,
в клочьях дермантина крашеная дверь:
валя, валентина, ты со мной – теперь.

Опубликовано в Плавучий мост №2, 2021

Вы можете скачать электронную версию номера в формате FB2

Вам необходимо авторизоваться на сайте, чтобы увидеть этот материал. Если вы уже зарегистрированы, . Если нет, то пройдите бесплатную регистрацию.

Кабанов Александр

Родился 10 октября 1968, Херсон. Украинский русскоязычный поэт. Лауреат международной литературной премии им. Князя Юрия Долгорукого (2005), премии журнала «Новый мир» (2005) и премии «Планета Поэта» им. Л. Н. Вышеславского (2008), Международной литературной Волошинской премии (2009), «Русской премии» (за 2009 год, 2 место), премии «Anthologia» (за 2010 год). Александр Кабанов — главный редактор журнала культурного сопротивления «ШО», один из создателей украинского слэма. Лауреат Григорьевской поэтической премии (2011, 1 место).

Регистрация
Сбросить пароль