Александр Иликаев. СТРЕКОЗА И МУРАВЬИ

Рассказ

Макс Нилов отвечал за поиски натуры. Товарищи считали, что он умеет находить контакт с людьми. Может быть, потому, что молодой человек, не будучи по натуре щеголем, любил аккуратно выглядеть. Он предпочитал строгий английский стиль: классические рубашки с галстуками, твидовые пиджаки. Очки в черной пластиковой оправе придавали Максу не по годам серьезный вид.
Нилову было поручено самое сложное и ответственное дело – найти натурщицу. Разумеется, сокурсницы раздеться перед художниками отказывались напрочь. Столько же получалось толку от расклеенных объявлений. Являлись студентки, но, узнав, что речь идет не о портрете и позировать в купальниках не получится, – разворачивались и уходили с оскорблено-гордым видом.
Наконец несколько месяцев напряженных поисков увенчались успехом. Через знакомых Максу удалось выйти на уже имевшую опыт позирования библиотекаршу Ольгу. Однако, придя на встречу, Нилов обнаружил невысокую, с мужеподобным лицом и выпирающими, как у культуриста, икрами особу.
– Как, там будут парни? – удивилась библиотекарша. – Меня об этом не предупреждали!
Макс сделал попытку переубедить Ольгу, но без особого желания. Увы, девушке было далеко до представшей когда-то перед взорами сурового ареопага Фрины.
Разочарованный, Нилов отправился бродить по залитым неярким октябрьским солнцем уфимским улицам. Его голова пухла от невеселых мыслей. Наверное, он плохой художник, если позволил чувствам вмешаться в дело. Ему следовало быть более настойчивым, убедительным. Разве внешность модели так важна? Разве не задача художника только оттолкнуться от живого тела, создав иную, гораздо более глубокую реальность?
Однако скоро от плохого настроения Макса не осталось и следа. Вернувшийся к трудовым будням провинциальный мегаполис гудел. На остановке, возле входа в книжный магазин «Знание», стоял Одуванчик – одетый в грязные джинсы и не по сезону теплую куртку молодой парень. Но он был бомж, от него неприятно пахло, люди сторонились его. Голову Одуванчика венчал нерасчесанный шар кудрявых волос. Что Макс знал об этом человеке? То, что каждый день Одуванчик садится в 249-ю маршрутку и, клянча деньги у пассажиров, едет в южную часть города, чтобы потом снова вернуться в Черникову – район Уфы, славящийся великолепными образцами архитектуры в стиле сталинского ампира, заводскими выбросами и сложной криминогенной обстановкой. Нилов никогда не отказывал Одуванчику, считая, что пара железных рублей не такая уж большая плата за душевное спокойствие. А тот, зная об этом, был так любезен, что всегда отсаживался от хорошо одетого пассажира, словно боясь запачкать его.
Перейдя через перекресток, Нилов увидел бабушку на углу «Оптики» – последнюю из могикан советской торговли. Она стояла возле старой металлической тележки с двумя разноцветными колбами сиропа. Правда, вместо классического стеклянного стакана у бабушки имелась целая коробка одноразовых.
Макс с жадностью выпил стакан подслащенной газировки. Она оказалась еле прохладной, с крупными пузырьками газа, но молодому человеку было приятно увидеть улыбку на лице старой женщины.
Постепенно Ниловым овладевало чувство сопричастности к миру, ощущение его бьющейся живой натуры.
Направляясь к аллейке перед Медуниверситетом, занятой образцами современного искусства (о смысле той или иной скульптуры можно было догадаться только по прикрученным недавно и уже подвергшимся атакам непогоды и вандалов табличкам), Макс увидел двух симпатичных молодых флаерщиц.
– Примите участие в нашей акции!
Художник автоматически взял протянутый ему глянцевый буклет, но не потому, что горел желанием съесть порцию бесплатных роллов или обменять старый айфон на новый. Он знал, что девушки сами горят желанием поскорее избавиться от пачек опостылевшей рекламной продукции. Но не смеют воспользоваться ближайшей урной. За ними ведь из окна припаркованного «ландкрузера» следит представитель компании. Ладно, сегодня погода располагает, а ведь скоро начнутся дожди, холода, и бедным флаерщицам придется держать воистину героическую вахту.
Пройдя несколько шагов, Макс хотел было избавиться от буклета, как невольно остановился. Дело было конечно не в оседлавшей шест девице в бикини (красавицы разной степени обнаженности заполонили рекламные плакаты города, призывая покупать шины от производителя и шлакоблоки от поставщика) и надписи «Золотой запас России», а в том, что это была самая настоящая акция стриптиз-бара «Стрекоза». Буклет давал его обладателю право бесплатного посещения заведения.
Одно дело вертящие попками в «Правде» перед сверстниками студентки, другое – настоящие профессионалки своего дела. Как в голливудских фильмах. Интересно, что побуждает молодых девушек заняться стриптизом: стремление заработать легкие деньги или желание показать красоту своего тела совершенно незнакомым людям?
Стриптиз-бар «Стрекоза» располагался в подвале нового здания на улице Цюрупы. Вместе с улицей Ленина последняя образовывала уфимский квартал красных фонарей. В пятиэтажке напротив Центрального рынка жили приезжие из районов проститутки, в гостинице «Башкирия» работали исключительно элитные путаны.
Нилов был оглушен громкой музыкой, клубами волшебного дыма из кальянов и психоделической светомузыкой. Макс ожидал увидеть толпу посетителей, но девушек оказалось больше. Навстречу выплыла директор заведения – ухоженная блондинка с тетрадью и ручкой в руках.
– У нас есть свои правила: никаких фотосъемок и физического контакта! – сказала она. – Все остальное зависит от вашей фантазии и желания заплатить. Наши девочки – настоящий золотой запас России!
Макс прошел к стойке бара. Как он и предполагал, цены на напитки оказались заоблачными. Но оно того стоило. Только в зарубежных фильмах Нилову приходилось видеть, как девицы топлес свободно расхаживают по помещению.
Художнику невольно пришло на ум стихотворение Андрея Вознесенского про стриптиз. Но здесь не было ничего такого: танцовщицы, сдирающей с себя шарф, потных мужиков с выпученными глазами и завывающего апокалипсисом саксофона. Все буднично, по-российски. Через равные промежутки времени девушки выходили на подиум к шесту. Падали на колени, крутились вокруг сверкающего копья, раздвигали ноги, закидывали ноги… Зрители просовывали свернутые в трубочку банкноты под резинку трусиков стриптизерш. Если клиент хотел полного обнажения, платил штуку, и девушка отправлялась с ним в приватную комнату. Подиум был небольшим, так что на нем едва могло уместиться больше двух танцовщиц. Это обстоятельство обеспечивало оставшихся девушек временем покурить кальян и поболтать с клиентами.
Нилов был разочарован. Несмотря на громкие заверения рекламного буклета, «Стрекоза» не отличалась обилием красавиц. Особенно художнику были неприятны старания невысокой, с бледными, словно расплывшимися, сосками девицы. Она старалась из всех сил. Терлась о Макса так, словно хотела высечь из него сноп искр. Но все без толку. Нилов (впрочем, скорее от обрушившегося на него недоумения) даже не догадался заплатить ей чаевые. Зато сосед по барной стойке – мужик с пивным пузом и масленым взглядом – оказался не таким привередливым.
Молодой человек стал подумывать о том, чтобы уйти, как вдруг сверкнул блестящий занавес, и из приватной комнаты вышла высокая, стройная брюнетка. Ее лицо нельзя было назвать совершенным, но крупные черные глаза и пухлые чувственные губы придавали ему тот законченный вид, который имеют статуи античных богинь.
Знакомство произошло мгновенно. Девушку звали Катей, и она пользовалась бешеным успехом. К счастью для Макса, у стриптизерши выпал большой перерыв. Молодой человек и девушка разговорились. Стоило Максу обмолвиться, что он художник, как у Кати вспыхнули глаза:
– Ого, значит, мы коллеги! Я один год в Репинке проучилась.
Нилов чуть не выронил стакан с абсентом.
Катя пожала плечами.
– Удивлен? Я тоже себе удивляюсь. Родилась и выросла в Челябинске. Единственная дочь. Когда-то в молодости папа мечтал стать художником. Я с детства только и слышала о картинах, живописи. Правда, рисунок у меня всегда был слабым. Но я не хотела огорчать папу. Он стольким для меня пожертвовал. Не знаю даже, как ему удалось уговорить приемную комиссию и выбить стипендию, чтобы я только училась. А потом фонд, который выплачивал деньги иногородним студентам, закрылся. Мне духу не хватило признаться, и я решила немного подработать.
– Мне знакомый художник рассказывал, что уровень в академии сильно упал. И с каждым годом все хуже и хуже, – попытался Нилов приободрить девушку.
Катя вскинулась.
– А что ты сам любишь рисовать?
– Меня больше всего привлекают социальные сюжеты, – признался Макс. – У нас на «Спортивной» одна бабка ночевала в банкомате. Похоронила своего единственного сына на Северном кладбище и спилась. Черные риэлторы ее квартиры лишили; ладно, что в живых оставили. Потом жители ближайших домов стали жаловаться, что в банкомате пахнет перегаром. Тогда сердобольные работники банка сняли двери с петель. Еще есть одна кореянка. С утра дует «Шихан», а потом пристает к прохожим, чтобы ей что-нибудь пожрать в «Байраме» купили.
– Бабка что, замерзла?
– Нет, ее еще в феврале нашли мертвой в банкомате.
– А кореянка?
– Перешла на фанфурики.
Девушка прищурилась, выпустив облако приторно-ароматного дыма.
– Ты оригинал. Я еще не встречала таких художников. А как же красота человеческого тела? Обязательно только рисовать спившихся старух и бомжих?
– Почему сразу спившихся? – обиделся Макс. – Одна бабка каждый вечер выгуливает своего пса и кота. Причем кот идет первым, собака – такая страшенная и лохматая – за ним, ну а старушка замыкает уморительное шествие. Прохожие пугаются пса, а бабка уверяет: «Не бойтесь, он у меня ласковый!» И действительно, сядет на задние лапы и ждет, когда хозяйка вынесет купленную на нищенскую пенсию колбасу или кусок хлеба.
Одним словом, город как одна большая натура для художника. Умей подмечать. Вот только с названиями картин у меня пока не очень складывается. Хочется ведь в них какой-то смысл вложить, чтобы общество задумалось!
– По-моему, ты уж извини, дело не в обществе… – сказала Катя.
Тут в ее глазах заплясали золотые чертики.
– Выходит, тебя интересуют одни старухи?
– Мои товарищи считают, что художник не должен пытаться разобраться в социальных коллизиях. Его удел – линии, едва уловимые переходы света, игра оттенков, а не «художественное изображение сцен повседневной жизни народа». Но я всегда мечтал о том, чтобы найти гармонию между социальной заостренностью полотна и гимном красоте человеческого тела, – смутился, чувствуя, как покрывается красными пятнами, художник.
Стриптизерша пожала плечами.
– Хм, а мне один знакомый говорил, что искусство существует ради искусства.
– Однако… почему? – не удержался Макс от вопроса, обводя взглядом заведение.
– Стриптиз? – ничуть не обиделась Катя. – За это хорошо платят. Не забывай, мне еще надо было где-то жить, когда из общаги поперли. К тому же все остальное – проживание, поездки по городам России – за счет фирмы. Директорша даже обещает тур в Прагу. Ты в Европе был?
– Во Флоренции. Но ты сказала, что хотела накопить денег… – робко предположил молодой человек.
Катя тряхнула своими великолепными черными кудрями. Огонь подсветки над стойкой бара змейками пробежал по ее густо подведенным тушью пушистым ресницам.
– Со стриптизом покончено. Хочу поскорее смыть с себя всю грязь и возвратиться в Питер к краскам, кистям, мольберту! Еще я дико скучаю по пленэрам на Васильевском, спорам об искусстве и белым ночам! Когда отец приедет ко мне в гости, я подарю ему свою картину «Развод мостов».
Даже если бы Макс в этот момент закрыл глаза, Катя не показалась бы ему менее красивой. Он вдруг увидел перед собой ту модель, которую искал. В уроженке Челябинска было не меньше загадок, чем в «Неизвестной» Крамского. Давно развеявшийся призрак Императорской Академии художеств осенил его легким крылом.
Молодому человеку захотелось сделать Кате комплимент.
– Демонстрация тела – своего рода тоже искусство. Ты слышала анекдот про художника Домашникова? Пришла к нему натурщица, разделась. Домашников долго и пристально смотрел на нее. Наконец выдал: «Меня не устраивает ваш сосок!»
– А ты – анекдот про Матисса? Одна дама, тыча в картину, заявила, что женщины такими не бывают. На что Матисс ответил: «Мадам, это не женщина. Это картина».
Тут у Кати закончилось время перерыва, и Нилову пришлось переместиться за стриптизершей к подиуму.
Хотя вокруг сразу столпились мужчины, молодому человеку показалось, что разговор их продолжился. Катя словно танцевала для него одного. Нилов давно позабыл о кислотной музыке, пошлых огнях и обстановке.
Неожиданно все закончилось. Уже знакомый Максу пузатый мужик заказал Кате приватный танец. Девушка отказалась:
– На сегодня все, моя смена вышла!
Не помогло даже накручивание ценника. Случился настоящий скандал. Выскочила директорша с тетрадью и ручкой.
– Милочка, у тебя контракт! В противном случае придется платить неустойку!
Катя закусила удила.
– Тогда засуньте себе его в жопу!
Макс увидел спешащих на помощь директорше дюжих охранников. Зажмурившись, он даже представил, как те вышвыривают девушку на улицу. Катя, потеряв равновесие, падает на мокрый асфальт. Из распахнувшейся сумочки вываливаются косметичка и тюбики с помадой. Этого молодой человек не мог допустить.
Слова Нилова, хотя и сказанные вполголоса, на мгновенье заглушили громкую музыку:
– Я заплачу за девушку! Сколько она вам должна?
Неудивительно, что Макс не успел далеко уйти, как услышал цокот шпилек по тротуару. Это была Катя. Прежде чем заскочить в притормозившее такси, девушка, подбежав, быстро поцеловала художника в щеку.
– Спасибо, что заступился. Очень не хотелось, чтобы директорша пронюхала, что я успела накопить деньги на учебу. Тогда бы уж точно меня не отпустили. Ты настоящий джентльмен!
Уже сев в кресло рядом с водителем, она настояла на том, чтобы Макс записал ее телефон.
– Мы ведь еще встретимся? Я в Уфе задержусь на месяца два-три. Люди искусства должны поддерживать между собой общение!
…Уже приближаясь к своему дому Макс вспомнил Жанну – девочку из художки. Худенькая, малокровная, в вечном берете и белых манжетах, запачканных красками. Преподаватели хвалили ее, но мать девочки посчитала, что художник – это не профессия, а просто красивое обозначение для бездельников, пьяниц и гуляк.
И все-таки Жанна не изменила своей мечте. После школы переехала в Питер и записалась вольнослушательницей в Репинку. Два раза сдавала экзамены, дополнительно занималась с платным преподавателем, рисовала гипсы до умопомрачения, спорила с матерью, отстаивая свое право посвятить жизнь любимому делу. Потом на экзамене она набрала девять баллов из десяти возможных…
Пробудившись около девяти часов, Макс сладко потянулся, зевнул. Яркий солнечный свет, отброшенный окнами соседнего здания, заливал квартиру художника. Как положено жилищу творческого человека, она носила легкий налет беспорядка, хотя ей и было далеко до берлоги настоящего живописца-холостяка.
Нилов подошел к окну, распахнул его, вдыхая бодрящий октябрьский воздух. Небо очистилось, став того насыщенного, глубокого синего цвета, который хорошо передает берлинская лазурь. Хотя заспанные дворники давно перестали скрести метлами, люди еще спешили на работу. Даже цокот дамских шпилек по прихваченному изморозью асфальту и чириканье воробьев звучали деловито.
Вчерашнее приключение показалось Максу настоящей сказкой из «Тысячи и одной ночи». Молодой человек вдруг с изумлением вспомнил, что так и не предложил Кате позировать. Но Макс не сожалел об этом. Наоборот. Что бы о нем девушка могла подумать? Что он решил помочь только корысти ради?
Едва умывшись и наспех позавтракав, Нилов сел к мольберту. Никогда еще Максу не работалось так легко.
Скоро у Нилова было готово сразу несколько набросков для будущей картины. Ее название и сюжет родились не менее стремительно. «Подработка». Героиня – юная художница, вынужденная зарабатывать стриптизом. Стоит вполоборота, еще стыдливая, а внизу, перед зрителем, эти рожи, жирные хари…
Отложив карандаш и кисть, Макс задумался. Потом, конечно, Катя может сама предложить позировать ему. Но сначала он покажет девушке Европу. А пока стоит попробовать договориться с Ольгой.
Макс заварил кофе и открыл ноутбук. Зайдя на фейсбук, молодой человек лайкнул несколько особенно понравившихся ему работ товарищей. Потом, подумав, набрал в поисковике: рисование обнаженной натуры. «Яндекс» перекинул Макса на ролик челябинской студии «Нюанс». Название города сразу напомнило о Кате. В сидящей на подиуме модели было что-то общее с девушкой из «Стрекозы».
Нилов уже набрал телефон Кати (из простого желания узнать, все ли в порядке), как выскочившая на пол-экрана реклама заставила его чертыхнуться. Более чем некстати. Но тут сайт с фото и видео барышень, занятых в древнейшей профессии, приковал внимание Макса. Не потому, что художнику захотелось воспользоваться услугами проститутки. Одна из анкет принадлежала… Кате. Точнее, это была Лилия.
Молодого человека словно ударили под дых. Кофе сделался безвкусным как пластик. Пальцы прилипли к клавиатуре. Лихорадочно, с надеждой, что это может быть ошибка и слитыми в сеть фотографиями Кати просто воспользовались, Макс заглянул в отзывы клиентов. Один из комментов словно ножом ударил в сердце, окончательно лишив Нилова иллюзий: «Лилёк – классная! Рекомендую! Не только знает свое дело, но и разбирается в живописи. Я, как человек не чуждый миру изобразительного искусства, был, мягко говоря, поражен. Когда я ее спросил: «Ты что, прямо из Репинки?» – она ответила, что почти полгода прожила со старым козлом, профессором академического рисунка, который…»
Макс, не дочитав, вскочил и принялся ходить из угла в угол. До сих пор уютная квартира показалась ему крохотной клеткой.
Ну а что он хотел? Разыграть благодетеля? Как будто это он вытащил Катю из грязи, не дал окончательно погрязнуть в пучине порока? Сейчас не XIX век. От голода девушки не умирают. Просто многие думают: почему я должна всю жизнь торчать в душном офисе, а в выходные возиться с детьми, мужем-алкоголиком, затевать бесконечные ремонты в убогом жилье и вкалывать на жалком клочке земли, называемым садовым участком?
Что ни говори, для обывателей любой творческий человек – форменный бездельник. Сколько ты корпишь над картиной, вкладываешь в нее, а потом не знаешь, что с ней делать: продать за гроши или оставить у себя?
Тут Нилову припомнилась трагическая судьба Жанны. Мать девушки только один раз в Питер приехала, да и то только чтобы устроить сцену. Что, мол, толку от твоей мазни? Не вижу никакого результата. Сколько заработала? Шла бы лучше в официантки или продавщицы! Только Бог знает, как это все Жанна терпела, выслушивала. Это ведь как крылья себе подрубать.
Через год ее работы уже в конкурсах отмечать стали, отбирать на выставки, включать в каталоги. А потом вдруг Жанна пропала. Одну выставку сорвала, другую. Сам ректор был в недоумении. Оказывается, влюбилась без памяти в бизнесмена-француза. Укатила с ним в турне по Средиземному морю. Мать Жанны особенно была довольна, что дочь наконец образумилась.
Потом этот изверг с катушек съехал: в припадке ревности отрубил Жанне пальцы в парижской квартире, а сам застрелился. Теперь Жанна инвалид.
Так что Кате даже в чем-то повезло. По крайней мере, кто он такой, чтобы осуждать девушку? По правде говоря, Макс всегда ненавидел муравья из басни с его тухлой моралью. Стрекоза хоть пела и плясала, наслаждалась красным летом, а муравью-то зимой нечего будет вспомнить!
Несколько успокоившись, молодой человек допил остывший кофе, а потом устроился на диване с альбомом репродукций художников эпохи Возрождения.
Окончательно с нечестностью стриптизерши его примерило вычитанное описание обстоятельств создания «Сикстинской Мадонны» Рафаэля и «Мадонны ди Лорето» Караваджо. Обе изображали Богоматерь, и обоим художникам позировали известные куртизанки.
Следствием подобных размышлений стало поразительно простое умозаключение: «Ну а если так, что теперь мне мешает позвонить Кате?»
Нилов набрал номер. Номер оказался недоступен. Макс рассмеялся и почти облегченно выдохнул. Конечно, на что же он рассчитывал. Развод мостов состоялся.
Тут Макс схватился за виски. Какой он идиот! Это были собранные товарищами деньги на натурщицу. Теперь придется заплатить из собственного кармана и до декабря, пока не начнется сезон новогодних шабашек, питаться гречкой и противными соевыми сосисками!
Вдруг раздался звонок. Это была… Катя, точнее – Лилия.
– Привет. Значит, не забыл меня?
Стараясь не выдать своих чувств, Макс спросил:
– Как у тебя дела? Все нормально?
Голос Кати-Лилии внезапно изменился. Бодрые нотки в нем сменились глубоко унылыми:
– Хреново. Представляешь, эти уроды из «Стрекозы» вышли на фотографа, который делал постановочные снимки, и теперь грозятся отослать их папе, если я к ним не вернусь! А у папы скоро день рождения! Я еще могу объяснить, откуда у меня деньги, но, блин, фотки – настоящая засада. Что если они их в интернете выложат?!
– Ты могла бы нам позировать, – не стал тянуть кота за хвост Макс.
Трубка буквально взорвалась от восторга:
– Слушай, здорово придумал! Как я сама об этом не подумала? Это же ради искусства! Папа только за меня порадуется!
– А как же насчет живописи? – спросил Нилов, включаясь в своеобразную игру. – Ты подумала о том, что тебе придется объяснить отцу, почему ты ничего не нарисовала за это время?
– Я и не подумала… – в голосе Кати-Лилии послышалась непритворная тревога. – Что делать?
– Тебе надо будет только подписать своим именем несколько моих этюдов. Запомнишь названия? «Одуванчик: не тронь меня!», «Последняя из могикан», «Цена ночлега», «Шествие», «Мужик, купи бутылочку “Шихана”»!»
– Конечно, ты же о них рассказывал!
Катя-Лилия все еще продолжала деловито осведомляться о деталях предстоящего позирования, а Макс уже знал, как назовет свою дипломную работу – «Ночная бабочка. Никто не виноват».