Разбирая архив родителей
Все эти легенды и были
не стоило и ворошить…
Вы что-то не договорили,
мы что-то забыли спросить.
Остались обмолвки, догадки,
не выигранные бои…
Зачем вы ушли без оглядки
на прошлые жизни свои?
Оттуда не будет возврата
и памяти нет никакой
о том, что мы жили когда-то
за той недоступной чертой,
где только лишь тени да блики…
Но может, единственный раз
в ряду бесконечно великих
найдется местечко для нас,
где станем честны и отважны,
и выговоримся сполна…
Где все мы очнемся однажды
от равного вечности сна.
Елабужские стансы
Татьяне Вольтской
Сказал бы: здесь жить бы и жить не спеша;
здесь равно в почете хозяин и гость.
Когда бы не место, где стынет душа,
Где наши реликвии: балка да гвоздь.
Кузнец был — что надо: ковал, так ковал!
Остыло горнило, поковка черна…
Здесь жизнь основательна, я бы сказал,
когда бы не знал, как она непрочна.
Холодный на нас надвигается май.
А в августе знойном, что вспомнится нам?..
Сказал бы: вот теплый бревенчатый рай,
когда бы не смерть, что идет по пятам.
***
…а я просто рассказываю истории —
не о царе Горохе, не о Стефане Батории,
не о правых-неправых, первых-последних…
Я всего лишь рассказчик, сиречь, посредник
между тем, что в конце и тем, что в начале…
О любви говорю, о её печали;
о самом себе, о тех, кто рядом —
стерегущих дом и взыскующих града…
Так и буду бубнить, пока не скукожится,
не прорвется жизни тонкая кожица,
пока не уйду в небесную глубину
и в ней утону.
***
«Это интересно, но поэту знать необязательно»
Блок — Гумилеву
Он читает и Проппа и Бахтина,
Барт ему сводный брат и Делёз ему друг.
Он с прищуром значительным смотрит на
меня и печалится: «Вот ведь недуг!
Я тебе объясню сейчас, кто ты таков.
Ты хоть сам понимаешь, зачем и о чём?..»
С пожирателем слов, толкователем снов
я сижу на скамейке в саду. Водку пьём.
Ладно, критик мой строгий, мой ментор косой.
не тебе меня стихосложенью учить.
Я так слышу, и баста! И что-то порой
в гуле времени нашего смог различить.
А кому это всё, для кого и зачем —
невдомёк. И кончай ты свою лабуду…
Водка выпита, братец, и пьян ты совсем.
Ну, пошли, я до дома тебя доведу.
Суть дела
Ну, что, герой, намаял горя?
Куда безгрешность занесла —
в какой всесветный лепрозорий,
где прокаженным несть числа?
Когда от жалости сгорая,
влетаешь в этот карантин,
вся жизнь исчерпана до края,
и выход из нее один.
Слетятся грифы к дому скорби,
по звонкой крыше жестяной
пробарабанят: бедный Скоби,
прощай навеки. Бог с тобой.
К Нике
Что, отцеубийца, пора отдохнуть тебе, право,
от пыла сражений, от грозной заботы старинной.
А ты все паришь, награждая почетом и славой
не павших, но падших и падких до крови невинной.
Какого ты монстра теперь привечаешь? Взгляни-ка,
на этого… этого… Ну и чего в нем нашла ты?
Тебе ли, дочь страха и мрака, крылатая Ника,
тебе ли не знать, чем любые победы чреваты?
Вот он — победитель — в пурпурной по случаю тоге:
лавровый венок и в усмешке надменные губы…
Тактический гений! И что он оставит в итоге:
поруганный мир, мертвый город, и трупы, и трупы…
История с правдой не дружит. История служит
любому прохвосту, что празднует нынче победу.
Сегодня — герой. Завтра — проклят, забыт и засужен.
И кто его вспомнит, навек погруженного в Лету?
Солдат неудачи
Какой же ты бравый — с измазанным сажей
лицом, в серо-буром своем камуфляже,
увешанный амуницией злой!..
Куда ты, зачем ты, солдат неудачи
шагаешь? Никто по тебе не заплачет.
Тебе никогда не вернуться домой.
Кто прав, кто неправ в мясорубке кровавой,
тебе всё равно. Не за воинской славой
ты вышел в смертельный поход.
Ты скажешь: да ладно, такая работа,
работа и всё… Пополнение счета.
Но счет лишь на жизни идёт.
Кому эта быль, для кого эта небыль?..
Над головою картонное небо —
из «калаша» пробитая твердь;
сыплет в прорехи вонючее нечто…
И где же тебе, мой обманутый, лечь-то
последний свой сон досмотреть?
***
«… месье прогнали со двора»
А.С. Пушкин
…он собрал пожитки, оделся и вышел прочь,
и его обступила петербургская стылая ночь.
За ворота шагнул прямо в лужу — хрустнул ледок.
И захлюпало в башмаке, и вмиг продрог
под свирепым сырым ветродуем; начиналась метель.
В переулке фонарь не горел…
«И куда я теперь?..
Что мне делать? Ке фер? Фер-то ке, твою мать!
Вот скоты ведь, не могли до утра подождать.
Кто я, где я, откуда и как я сюда попал?
Я никто, я пропал, я уже исчезающе мал,
в пелерине своей похож на летучую мышь.
Улететь бы отсюда к чертям…
Да куда улетишь!..»
А Евгений стоял у окна и смотрел ему вслед,
пока в темную прорву вливался его силуэт.
«Да у нас и живые, — подумал, — не имут стыда.
И чужая беда — не беда нам, а так — лабуда…
Что с ним дальше, бог весть. Неинтересен он.
Ну, помрет, простудившись, или рванет в Дижон.
Кто напишет роман о бедолаге, какой чудак?
Разве что Диккенс какой-нибудь там, Бальзак»
Памяти Михаила Яснова
Сгребу, как опавшие листья, в охапку
все слова этой осени, окоченевшие на ветру,
принесу в дом —
пусть отогреются, поживут еще в нём.
А сам — умру.
Слова дневные и слова ночные,
слова гневные и слова нежные,
слова горькие и слова веселые,
слова низкие и слова высокие.
Все слова, собранные на юру,
принесу в дом
и умру.
Слова написанные и произнесенные,
слова прочитанные и услышанные,
слова забытые и обретенные,
слова первые и слова последние…
Все слова соберу, все — какие ни есть,
принесу в дом…
Они не больше, чем жизнь,
но сильнее, чем смерть.
Опубликовано в Этажи №1, 2022
Lit-Web – удобно, доступно, качественно!